Энлилль грустно вздыхает.
– Понятно. Отвечать не хотите… Что ж, тогда слушайте: на вашей одежде, теле, руках – в общем, везде – были обнаружены следы чужой крови. Да что там следы – реки, океаны чужой крови! – Голос доктора крепнет; глаза его становятся чернее и глубже. Возможно, дело в тусклом, мерцающем свете, а может, здесь нечто иное… – Пациент, есть еще кое-что. Я обнаружил мельчайшие фрагменты легочной и мозговой ткани. А, каково? Понимаете, что это значит? Нет? Так я поясню: у вас нет травмы легких, да и мозг ваш тоже не пострадал – повреждена лишь костная оболочка. А отсюда простой вывод: эти частицы принадлежат кому-то другому, и этот другой, скорее всего, уже сутки как мертв, ибо травмы легких и мозга – даже по отдельности – почти всегда безнадежны. Хотя, конечно, чудо возможно… А потому мне необходимо ваше признание: кто вы – жертва или убийца? Что произошло прошлой ночью? Где тот несчастный, чье бездыханное тело мокнет сейчас под дождем? Не молчите – вдруг его еще можно спасти!
Ужас сковывает тело – неужто я и вправду виновен? Разум отказывается верить: ведь я же здесь, и я себя знаю – разве могу я кого-то убить? Или?.. Нет, надо гнать от себя оные мысли – я ни при чем!
– Вы вообще врач или кто? – жутко разевает пасть Ламассу, лаем своим сотрясая стены палаты. – Noli nocere![3] Так вам понятней? Ступайте к себе в каморку – разговоры будем вести позже! Вы что, не видите, что ему хуже? Будете спорить – перегрызу глотку!
И это не шутки – Ламассу настроен серьезно.
Энлилль молча кивает – в глазах его не видно ни страха, ни злости; лишь печаль и сомнение.
– Да, вы правы! Молодой человек, простите, я не сдержался, не имел права давить на вас в таком состоянии. А теперь спите… Через несколько дней мне придется пустить к вам представителей Дворца или Великого следствия. Готовьтесь – будет непросто!
Доктор подходит ближе и вводит что-то пьянящее мне в вену. Тихо, словно по-отечески, шепчет:
– Обезболивающее. Станет полегче. Держитесь! Сосредоточьтесь на том, чтобы выжить – все остальное неважно. Будут кошмары, примите это как данность. Галлюцинации, страхи – ничего не поделать. Скоро в палату привезут второго больного. Не бойтесь! А теперь, пациент, я вас оставлю. Мне пора. Выздоравливайте! Мы обязательно увидимся.
И Энлилль, крадучись, подобно тени, выскальзывает из палаты; кажется, он парит в воздухе – но это, конечно, только иллюзия…
Где-то вдали я слышу тихий, нечеловеческий голос, что нашептывает мне страшные вещи:
