Настоат | страница 137



Последняя приписка на переднем форзаце: «Здравствуй, милый друг! Похоже, приходит время прощаться… Как стыдно читать те пафосные, напыщенные речи, что были начертаны мной столетья и тысячелетья назад.

Надеюсь, ты унесешь в могилу все мои тайны. Скоро я брошу тебя в печь, а затем огонь вечности сожрет и мою душу.

Говорят, рукописи не горят. Это, конечно, гротеск, преувеличение, выдумка… Вскоре нас обоих не станет, и следы наши будут развеяны ветром. И поделом нам – мы звери: я чудовище, ты – мое отражение.

Пора отправляться в дорогу! Последние минуты, секунды, мгновения… Похоже, кроме тебя, я так и не нашел никого ближе и честнее во всей моей долгой, пустой и горемычной жизни.

Но все же… все же… Я верю: кто-нибудь, когда-нибудь – быть может, через сотни и тысячи, миллионы и миллиарды лет – воспомнит обо мне, сжалится, помянет, тихо всплакнет и, сидя в полудреме у занесенной снегом или поросшей бурьяном могилы, искренне, с печальной улыбкой прошепчет: несмотря ни на что – он был человеком!»

* * *

Первая запись в дневнике: Мое совершеннолетие (приписано позже: «Для нужд личного архива уточнение: примерно VI–VII столетие до моего воцарения»).

Теперь я совсем взрослый! Черт возьми, сколько всего пережито, понято, прочувствовано, перепробовано. Сколько всего позади! Проклятое время – отрочество минуло, а я уже опустошен, утратил надежду. Близится старость…

Я точно знаю: жизнь не таит боле сюрпризов. Юношеские порывы смешны; романтизм всегда был мне противен! Ах, если б можно было избавить мир от романтиков – ради оной великой идеи я свернул бы горы, выпил бы океаны! Да что уж там – отдал бы жизнь, принес ее в жертву, возложил на алтарь человеколюбия и гуманизма!

Обучение в церковно-приходской школе явно не идет мне на пользу. Что узнал я? Доисторические таинства, заклятия, ритуалы? Миропомазание, конфирмация, причастие, евхаристия – к чему мне вся эта шелуха? Семь Сестер и древний демон Баал-Зевул по-прежнему царствуют надо всем миром; впрочем, они неотличимы от нас – те же пороки, тщеславие, зависть… Я вообще начинаю подозревать, что не они нас, а мы создали их по своему образу и подобию. А эти нелепые мифы, сказания о божественных путешествиях, войнах, интригах, изменах? Бред, да и только! Культурный артефакт, «реликвия», тяжкое наследие анимизма и тотемизма.

Мы в самом начале пути, мы – еще дети. История Города рождается в муках, обретая течение свое в вечности. Но уже сейчас миру необходимо нечто большее – нечто потаенное, глубокое, сокровенное, чего лишены и Сестры, и их почитатели, и самый страшный из всех – Баал-Зевул (черт бы побрал это имя!).