Через месяц вышли на Каштак. Река рождалась где-то в горах, проделав причудливый путь, стремительно скатывалась в долину и неудержимо неслась дальше, сквозь тайгу, на север, к более могучей воде, чтобы слиться с нею, раствориться в ней и уйти дальше, к студеному океану… На изворотах и шиверах вода кипела, с грохотом перекатывая камни, и меж осклизло зеленых и серых камней, почти поверху, в зоревом предвечерье, бились, жируя, серебристые харьюзы, а подальше, в омутово-синей глубине, гуляли пудовые таймени… Вокруг, по таежным дебрям, хозяйничал зверь, водилось несметное разнообразие дичи. Сибирская тайга богата, щедра — все тут есть. «Все, кроме золота, — вздыхали уставшие изыскатели. — Сколько уж ходим, ищем — и все без толку». Попов, однако, не унывал и духом не падал: «Есть, есть золото, найти его надо. И мы его найдем». Легко сказать — найдем. А где его искать, это проклятое золото, которое снится по ночам, чудится в каждой песчинке, самородно вспыхивающей в студеных водах!.. И что такое — золото? Когда и кому первому пришло в голову именно этот камень выделить, поставить выше других, оценив столь высоко его самородные качества, может быть, выше самой человеческой жизни?.. И разжигался в людях соблазн великий, неудержимая страсть — найти, во что бы то ни стало найти, найти золото! А для чего, зачем — кто скажет?..
Однажды, пройдя верст двадцать правобережьем Каштака, золотоискатели остановились у подножия горы. Вечерело уже, и вершина горы освещена была закатным солнцем, а понизу, в прохладных распадках, скапливались и густели синие сумерки… Место для ночлега было удобным.
Начали устраиваться — кто шалаши ладил, палатки раскидывал, кто дрова заготавливал, костер разводил… И тут раздался чей-то голос:
— Шурфы! Поглядите, должно, старые шурфы…
Так и есть: шурфы. Травой уже заросли. Удивились: откуда тут им взяться, шурфам? Начали осматривать. И обнаружили: вокруг полуобвалившихся и заросших ям понасыпано множество темно-серого камня, будто оплывшего по краям, ноздреватого, местами вросшего в землю… Возьмешь в руки и увидишь — нет, не камень это… Не камень, а что же тогда? И так, и эдак его вертели, оглаживали, нюхали даже… Федот Иванович тоже взял, подержал на ладони, точно взвешивая, «воздушный» слиток и вопросительно глянул на Фортуната:
— Ну, что скажешь?
— Похоже, что шлак это, порода переплавленная…
— Как переплавленная? — не понял Попов. — Откуда она тут взялась? Неужто…
