Да, конечно же, нет! Сто раз нет! Поверьте, я не пытаюсь унизить этими словами «конкурирующую» религию. У меня этого и в мыслях нет. Я просто очень и очень высоко ценю вас. А Странствие – дело архирискованное. Чтобы не сказать гибельное. Ну, угробите вы себя во время этого путешествия – кто от этого выиграет? Никто. А ежели вы погибнете – это будет потеря? И душу живу задарма погубят, и хорошего художника. Мне больно думать, что мы потеряем вас вот так – ни за что ни про что.
– Я бы не стал называть это «задарма», – энергично возразил Тибор. – Тут речь идет о чести. Мне заплатили за определенную работу, я дал слово. И – видит Бог, ваш или ихний! – я намерен выполнить свою работу добросовестно. Потому как я завсегда работаю по совести.
– Ну-ну, не кипятитесь, – сказал Абернати, шутливо поднимая руки, как будто сдаваясь. Он неспешно отхлебнул кофе и продолжил: – Гордыня, кстати, тоже грех. Из-за своей гордыни Люцифер был низвергнут с Небес. Я бы даже сказал, что из семи смертных грехов непомерная гордость есть наихудший грех. Гнев, скупость, зависть, похоть, леность, обжорство – все это относится к взаимоотношениям человека с себе подобными и с миром в целом. А вот гордыня – это нечто абсолютное по своей мерзости, ибо она есть субъективное отношение человека к самому себе. И потому она – грех самый лютый. Ведь гордыня не нуждается в основаниях гордиться. Это верх нарциссизма, верх самолюбования. У меня такое ощущение, что вы – жертва именно такой греховной гордыни. Вы упиваетесь своей честностью, не можете налюбоваться своей идеальной честностью!
Тибор рассмеялся. Потом принялся за кофе. Возня с чашкой давала ему возможность подумать.
– По-моему, вы распекаете меня зазря, – сказал он наконец. – У меня нет ни малейших оснований гордиться.
Поставив на стол чашку, Тибор нарочито вытянул перед собой металлический манипулятор.
– Судите сами, мне ли любоваться собой! Да я же, черт побери, наполовину робот. Любой из перечисленных вами грехов мне ближе, чем гордыня.
– Ну, тут я с вами мог бы спорить до хрипоты, – сказал Абернати.
– Я, в общем-то, пришел не спорить о моем характере, а поговорить касательно религии…
– Да-да, вы правы, правы, – кивнул Абернати. – Но разве мы до этого момента говорили не о религии? Я лишь пытаюсь представить вам в правильном свете вашу предстоящую работу – так сказать, поместить ее в контекст реальности: убрать те искажения, которые она претерпела в вашем сознании. Хотите еще кофейку?
