– Гм, гм, – произнес Абернати. – Значит, и Лурин, и все, что угодно… Вот так предложение! Звучит грандиозно! Выходит, ты до такой степени привык к какому-то одному наркотику или ко всем сразу, что теперь готов ради них на все. Я прав?
– Нет, не ради наркотиков, – ответил Пит. – Но ради того, что мне эти наркотики открывают.
– Дай-ка подумать…
После продолжительного молчания Абернати сказал:
– Что-то у меня сегодня вечером плохо варит голова… Пора на боковую. Утро вечера мудреней. Возможно, завтра я решу, как нам с тобой поступить.
«Голова у тебя сегодня варит отлично, – подумал Пит. – Обвел меня вокруг пальца и плюс к тому все серебро у меня выиграл – чтоб его нелегкая взяла!»
– Кстати, – внезапно спросил священник, – как эта рыжеволоска в постели? Грудки у нее такие же твердые на ощупь, какими кажутся?
– Она подобна морскому приливу, – мрачновато изрек Пит. – Или ветру, летящему над равнинами. Ее груди как холмы цыплячьего жира. Ее чресла… [16]
– Так или иначе, – широко ухмыляясь, сказал Абернати, – ты получил удовольствие от того, что познал ее. В библейском смысле слова.
– Вы действительно хотите знать, что она собой представляет? – спросил Пит. – Средненькая. У меня, в общем-то, было немало женщин. Одни из них были лучше ее в постели, другие хуже. Вот так-то.
Абернати продолжал ухмыляться.
– Что тут смешного? – задиристо осведомился Пит.
– Возможно, именно так, со смешком, голодный расспрашивает о том, какие закуски стояли на шведском столе, – сказал Абернати.
Пит вспыхнул, сознавая, что этого никак не скрыть, ибо обычно он заливается краской до самой лысоватой макушки.
Он раздраженно передернул плечами и, отвернувшись, спросил:
– А вам-то что? Зачем спрашиваете?
– Просто любопытно. – Священник почесал подбородок и убрал с лица улыбку. – Я человек любопытный; знания о плотских радостях, даже из вторых рук, все равно знания.
– Вероятно, многолетнее выслушивание чужих исповедей способствует развитию болезненного любопытства, – обронил Пит, по-прежнему не глядя на Абернати.
– Даже если так, это нисколько не оскверняет обряд таинства исповеди.
– Я знаю, что говорили вальденсы [17]. Я хотел сказать…
– Ты хотел сказать, что я вроде тех, кто в дырочку подсматривает за голыми бабами. – Абернати удрученно вздохнул, поднялся со стула, одернул сутану. – Ладно, я пошел домой.
Пит проводил священника до двери, а заодно и выпустил на двор Тома-Шустрика, чтоб тот сделал свои обычные вечерние дела.
