Окошко для смерти | страница 7



Вулф осторожно провел пальцем по лезвию ножа.

— А что касается следующего вашего вопроса, я не понимаю, что вы имеете в виду под примирением с семьей.

— Только то, что имели в виду вы сами, используя это выражение. — Вулф вновь отдался своему серьезному занятию. — Что, собственно, произошло такого, что вынудило вас мириться? Может, вы сочтете, что в этом нет ничего примечательного, но в расследовании любой факт значит очень много. Собственно говоря, я могу подождать и до вечера.

Файф нахмурился:

— Это очень старая история. — Голос его обмяк, теперь в нем ощущалась только усталость. — Наверное, она имеет какое-то значение, потому что может в некоторой степени разъяснить поведение Пола. Кроме того, она позволяет понять, почему мы так стараемся избежать огласки. Воспаление легких для нашей семьи в некотором роде деликатная тема. Двадцать лет назад от воспаления легких умер наш отец, причем полиция полагала, что это было умышленное убийство. И не только полиция. Он лежал в своей спальне, на первом этаже нашего дома в Маунт Киско; дело было в январе. И вот однажды ночью, в крепкий мороз и снегопад, кто-то открыл настежь оба окна. Я заглянул к нему в пять часов утра; отец уже был мертв.

На полу лежали десяти дюймовые сугробы, снегом замело даже постельное белье. Луиза, моя сестра, которая тогда ухаживала за отцом, спала глубоким сном на диване в соседней комнате. Поговаривали, будто ей подмешали в кофе снотворное, но доказать это не удалось. Окна не были заперты на задвижки, и открыть их снаружи мог любой человек — собственно, только снаружи их и можно было открыть. Отец торговал недвижимостью, и дела у него, особенно некоторые сделки, были даже чересчур удачными. В нашем городке было слишком много людей, которые… ну, скажем, не очень любили его. — Файф повторил свой неопределенный жест: — Вы понимаете, что обстоятельства несколько схожи? Незадолго до смерти отца Берт — ему тогда было двадцать два — серьезно повздорил с ним и уехал из дома. Он снял комнату примерно в миле от нас и устроился на работу в гараж. Полиция сочла, что располагает достаточными уликами против него, так что он был арестован и предстал перед судом присяжных. Однако собранные улики были ниже всякой критики, кроме того, у него было алиби: той ночью он до двух часов играл в карты с приятелем — Винсентом Таттлом, который позже женился на нашей сестре Луизе. Окна же в комнате отца были открыты задолго до того, как они кончили игру, потому что снегопад прекратился до двух часов ночи. И все-таки Берт очень обиделся на нас за наши показания, то есть мои, Пола и Луизы, несмотря на то, что мы рассказали высокому суду только то, что было известно всем: например, о его ссоре с отцом. Через день после освобождения из-под стражи Берт уехал, и в течение двадцати лет мы ничего не слышали о нем. Поэтому я и использовал выражение «примирение».