Над соседним столом торчала голая голова в шишках, похожая на туго затянутый узел. Голова принадлежала инструктору из Клуба служебного собаководства. Алеков подошел к ней и сказал:
— Здравствуйте.
У вас колли, — утвердительно ответил инструктор и протянул руку.
Алеков пожал ее, сходил за своим пивом и сел рядом. От инструктора пахло собакой, и поэтому за столиком он сидел один. Алеков пил пиво, и глаза его были печальны, как керамические блюдца.
— А я вот щенка утопил, — буркнул вдруг Алеков.
Глаза инструктора ведомственно вспыхнули.
— Белого, — добавил Алеков. Он икал, и инструктор перед ним подпрыгивал.
— Правильно сделали, — ответил инструктор и потух. Алеков от неожиданности перестал икать, инструктор прощально подпрыгнул и повис.
— Как же это? Ведь белый… Улыбка природы… — пролепетал Алеков.
— Я и говорю, правильно. Он в стандарт не входит. В стандарте — рыжий. Рыжий — с белым, черным и голубым колером. Других нет. Других — топить.
— Какой стандарт? Гениальный он, белый, один на эпоху, а я его — вот этими руками! — кричал Алеков, протягивая знакомые вялые руки.
— Без стандарта породы нет, — твердо ответил инструктор. — Без стандарта коров нарожают.
Инструктор был объективен, как типовой проект, и Алекову захотелось его ударить. Но потом он вспомнил о мировом правительстве и решил поговорить с его будущими членами — добрыми и розовыми людьми, пьющими пиво. Он залез на лавку, покашлял и крикнул с пронзительной доверительностью:
— Я утопил белого колли!
Еще он хотел рассказать о том страшном, что увидел, вознесясь над чертежным столом, но тут быстрые мальчики в белых фартуках сняли его с лавки и, вежливо приподняв за воротник, поволокли к выходу.
— Мужики, помогите, — взывал Алеков, но мировой парламент безмолствовал.
«Вот, как это происходит, — думал уволакиваемый Алеков, спотыкаясь и не попадая на ноги. — Вот, как чувствует он, единственный, белый, когда его топят. Он чувствовует, что он — есть. А нас, взаимозаменяемых — нет. Нас нет, мужики, и мы топим, топчем, душим — чтобы не знать, что нас нет, — даже и одного на эпоху не терпим.»
Вынесенный в вестибюль, Алеков получил легкую затрещину и оказался перед стариком-швейцаром, услужливо оттянувшим перед ним стеклянную дверь.
— Гениальный, белый, — сказал Алеков и полез в карман за мелочью.
Кукольный старик призовым движением подбородка закинул бороду в рот и принялся ее жевать в ожидании чаевых.
— Ничего теперь не осталось, — пожаловался Алеков.
