Мир, который построил Хантингтон и в котором живём все мы. Парадоксы консервативного поворота в России | страница 25
Вот почему такое воздействие, согласно Ильину, вообще не следует называть насилием – ведь в нём не должно быть места личному произволу, чувству мести или «злобной одержимости». Конечно, склонение другого к Добру («силе очевидности») может быть добровольным. Проявляющего внешнее Зло человека можно убедить, объяснив подлинное содержание его поведения. В этом случае воздействие будет «органически- свободным», то есть принятым и понятым другим. Однако если такое осознание не происходит, действие в пользу Добра неизбежно производится против желания другого, выявляя его подлинную волю и преодолевая сопротивление бессознательного. Ильин выражает эту мысль в филигранной гегельянской формуле – «воля к чужому волению помогает безвольному осуществить волевой акт».
Начинается то, что Ильин называет «заставлением» – то есть «наложением воли на внутренний и внешний состав человека, который обращается не к… любовному принятию заставляемой души непосредственно, а пытается понудить её или пресечь её деятельность». При этом важно, чтобы заставление воздействовало именно на осознание Зла в своём объекте, а не ограничивалось внешним формальным согласием:
Всякое такое воздействие на чужое тело имеет неизбежные психические последствия для заставляемого – начиная от неприятного ощущения (при толчке) и чувства боли (при пытке)… понятно, что арестуя, связывая, мучая… человек не может распорядиться другим изнутри, заменить его волю своей волей.
Чисто физическое понуждение имеет своим результатом лицемерие, но не внутреннее убеждение. Вот почему нужно сочетать психологическое воздействие с физическим, используя внешнюю уязвимость тела для понуждения к внутренней осознанности.
Добро выступает в качестве чистой физической силы уже на следующем этапе – внешнего, агрессивного проявления Зла, которое должно быть немедленно пресечено. Там, где человек является «сильным во зле», общественно-организованное психическое понуждение, облечённое в форму закона и авторитета, уже бессильно. Противодействие злу становится здесь долгом, т. е. активным проявлением Добра каждого «духовно здорового человека». Свою добрую волю он обращает на тело злодея как непосредственное орудие зла. На этом пути не стоит сдерживать себя, ведь «благоговейный трепет перед телом злодея, не трепещущего перед лицом Божиим… это моральный предрассудок, духовное малодушие, безволие, сентиментальное суеверие», «сковывающее каким-то психозом здоровый и верный порыв духа».