Разумовский откашлялся и красивым, певучим голосом с небольшим хекающим говором произнёс:
- Матушка! Я своим простым разумом что мыслю: даже телёнок к матери рвётся, а уж ребёнок так завсегда.
- Эка как ты, Алексей заговорил.
- Ну, матушка, ты же правды хочешь. А так, как скажешь, государыня, я весь твой.
- Тётушка! — здесь уж я жалобно подключился. Слёзы на глазах.
- Все вон пошли! Думать буду. – я низко поклонился и засеменил к выходу.
За дверью меня догнал Разумовский, ласково погладил меня по голове:
- Не плачь, малыш! Всё будет хорошо! – на душе потеплело, — Глядишь, и получится всё…
Видеться теперь с мамой мы могли два раза в неделю по часу. Немного, но без присмотра! Психике явно стало легче, приступы истерик закончились, мне удалось взять тело под контроль. Я понял, как правильно говорить и реагировать на раздражители, в общем, и объективно, и субъективно ожил. Все успокоились и всё, в общем, устаканилось.
А ещё у меня установились очень тёплые отношения с Алексеем Григорьевичем Разумовским. Он действительно хорошо ко мне относился. Возможно, почти пятидесятилетний, бездетный, официально неженатый мужчина видел во мне неродившегося сына. Завести свою семью, при живой императрице, ему было не суждено – она считала его своей собственностью – даже любовницу для него завести и то было чревато. В общем, я нашёл себе и кого-то вроде отца, с кем можно было поговорить, иногда просто поплакаться – ребёнку оказалось столько нужно!
А между тем, страна воевала с Пруссией. Расспросы о войне нормального результата не давали – кто с ребёнком серьёзно будет говорить! Но началось явно что-то нервное и страшное – все очень волновались. А мне требовалась информация, много я её усвоить не мог, но всё равно она мне была нужна, хоть какая.
Учителя мне по возрасту не полагалось, только няньки. А они – в общем, обычные тётки и из русских деревень и из французских провинций. С этим тоже что-то надо было делать. Нет, вундеркиндом я себя объявлять не собирался: то, что будет в этом случае с психикой малолетнего возможного наследника, волновало меня очень и очень. Но вот новой информации мне не хватало остро.
Я пытался стянуть библию — хоть алфавит современный узнать да и почитать немного, но оказалось, что это дефицит. А мои няньки, похоже, даже читать не умели или не испытывали желания демонстрировать сей навык. Только Марфа – та, что ухаживала за мной во время болезни. Она и Писание мне на память читала и ласковая была, такая чуть туповатая, но очень добрая и доверчивая женщина.
