Женщина вернулась с подносом, расставила на стол чашки, маленький пузатый чайник с заваркой и большой — с кипятком. Капа, указывая на показавшуюся знакомой даму, спросила:
— Это ваша мать?
Хозяйка, не глядя, ответила:
— Да. Мама была главным врачом родильного дома. Её фамилия Латушкина.
— Я помню, — перебила Капа.
— Мне тогда, как и вам, было двадцать. Я училась в медицинском и подрабатывала санитаркой. Мама устроила, — уточнила женщина.
— Так вы меня помните? — спросила Капитолина и села на стул напротив хозяйки.
— Меня зовут Ольга, — представилась та.
Капа помолчала. В голове крутилось столько вопросов, что она боялась начать.
— Знаете, я всю жизнь ждала, что однажды вы придёте. У меня не было никакого сомнения, — начала женщина. — Моя судьба так и не сложилась. Я закончила институт, стала врачом, но никогда не любила свою работу. В личной жизни одна беда следовала за другой: дважды была замужем, родила троих детей и всех схоронила.
— Сочувствую, — произнесла Капа, несколько удивлённая тем, что незнакомка рассказывает ей свою историю.
— Я всегда винила во всём мать, говорила, что это расплата за Настю, — Ольга замолчала.
Капа, не зная, что сказать, тоже хранила молчание.
— Настя — это ваша дочь, — наконец отвечая на немой вопрос, проговорила женщина.
Это прозвучало так обыденно, как будто было само собой разумеющимся то, что у Капы есть дочь и зовут её Настя. Слова зависли в воздухе. Капитолине показалось, что она видит их материализованными, как два облачка, покачивающиеся перед её глазами, словно в ожидании, что вот она рассмотрит их как следует, попривыкнет, и тогда они смогут мягко раствориться в её сознании.
Дочь. Настя.
— Почему Настя? — переспросила старушка, не отводя взгляда от этих еле различимых туманных пятен. — Вы назвали её Настя? Она похоронена как Настя?
Ольга смотрела на гостью, не мигая и наконец, собравшись с силами, произнесла.
— Ваша девочка не умерла.
Два маленьких тумана перед глазами вдруг слились и застлали всё вокруг. Капе показалось, что на мгновение она ослепла и, вытянув перед собой руки, ухватилась за край стола.
— Жива? — пробормотала она, и туман в одно мгновение собрался в капли, которые потекли из глаз по щекам, закапали на грудь, большие, тяжёлые, словно накопились за все годы ожидания этого единственного слова «жива».
— Настенька умерла, когда ей было почти восемнадцать.
— Ей было почти восемнадцать, — машинально повторила Капа.
