На этом месте в 1904 году | страница 2



Ответный вопрос Владимир понял и так, сразу же принялся объяснять, что Никита уже побывал за лето и у старшей сестры в Питере, и у другой старшей сестры под Москвой («Наверно, как прадед Пауля» — не удержался от шутки Владимир), даже летал в Грузию с матерью и ее новым ухажером, а затем настала очередь Владимира заняться сыном.

«Ничего, — сказала бывшая, — все тебя понимают, да, горе, да, ты в печали, но давай уже обратно. Займись семьей, пока самого удар не хватил. Оставь сыну какие-нибудь воспоминания о себе, не все же моему Димочке с ним возиться, у него тоже, знаешь, дела не менее важные, чем у тебя». Все возражения, что командировка, что там и дикие звери вокруг очередной строящейся лесопилки могут бродить, что видеть друг друга Владимир и Никита будут вечерами и по выходным, бывшая с обычной своей беспечностью отмела, говоря, дескать, в любом случае даже такие встречи — это чаще, чем теперь, что нет никаких зверей, она уже посмотрела по карте — не такие там дикие места, а просто ветка в тайгу на пути от Екатеринбурга до Тюмени.

Чтобы Владимир не успел спрыгнуть, она подвезла Никиту на порог его квартиры сразу с вещами и отключила телефон.

Почти всю дорогу до поселка Владимир занимал себя тем, чем должен был занимать себя Никита, а именно: то и дело тоскливо и риторически вопрошал, что будет делать сын среди окруженного лесом поселка, если надоест сидеть в интернете. Немец, как оказалось, тоже задавался этим вопросом, но маял его внутри себя вместе с ужасом от того, что втравил свое чадо в эту дикую поездку, в эту экскурсию по безотрадным местам, утыканным разными видами хвойных, а когда увидел сам поселок, то ужаснулся еще больше, потому что вид строений, как бы пытавшихся вернуться к жизни, удручал больше, чем какая-нибудь рабочая стоянка из вагончиков, техники, повсеместной глины и единственной глиняной грунтовки, лежавшей в направлении ближайшего населенного пункта.

Тут была заброшенная школа, полузаброшенная поликлиника, заброшенные огороды, что перемежались живыми грядками с окученной картошкой. На горе видная отовсюду в поселке стояла заброшенная черная деревянная церковь, поодаль громоздился посреди леса утес, весь покрытый заметными крупными каменными складками, на утесе белела стела и торчали два высоких дерева. Когда Владимир узнал, что улица, которая опоясывала церковь, называется Круглая, это почему-то добавило ему тоски: улица не могла тянуться и разрастаться, было что-то фатальное в этом конечном количестве домов, которых могло становиться на улице только меньше, но никак не больше семнадцати. Тут и стояла гостиница, окнами с одной стороны глядящая на печальную гору, а с другой — на дикую змеящуюся улицу, в конце которой угадывался железнодорожный вокзал, такой же адовый, как и все остальное. Сразу по заселении Владимир не мог оторвать взгляда от вида побитых тепличек, крыш, лоскутно покрытых шифером, толем, черепицей, ржавчиной, пока не понял, почему эта картинка так ему знакома, причем не только знакома, но и сулит какое-то веселье, несмотря на некоторое отсутствие причин для такового. Тогда лишь Владимир успокоился, когда понял, что картинка почти один в один пейзаж с заставок раннего «Монти Пайтон».