Неудачный выбор, надо сказать, и предзнаменование недоброе. Вспомнил бы, чем там у них все обернулось и что напоследок запел этот ворон здешних мест.
Но генерал ничего такого не думает и не боится:
Да нет, куда, упрямы вы,
И где вам слушать стариков!
Ведь вы своим умом богаты,
А мы так отжили свой век!
Ну, как же!
Мы ведь отжили свой век!
Вот то-то!
Упрямы вы, одно и то же
Надо вам твердить сто раз.
Да, надо вам твердить сто раз!..
Ну вот, практически все главные действующие лица, за исключением, наверное, одного, худо-бедно представлены, пора уже начаться и самому действию.
Ах да — время и место.
Живет и служит генерал-майор Бочажок в военном городке Шулешма-5, в часе езды от самого райцентра Шулешма, на берегу знаменитого некогда раскольничьими скитами и берестяными поделками озера Вуснеж, в заповедных и дремучих, как пел Высоцкий, лесах, на северо-востоке европейской части РСФСР.
Что же касается времени, обозначим его так — где-то между празднованиями столетнего юбилея Владимира Ильича Ленина и шестидесятилетия Великой Октябрьской социалистической революции.
А вот наконец и самолет.
Ш у т. А ты как думал, дяденька?
Кукушка воробью пробила темя
За то, что он кормил ее все время.
Потухла свечка, вот мы и в потемках.
Л и р. Моя ль ты дочь?
У. Шекспир в переводе Б. Пастернака
И вот уже среброкрылая птица (так в советских газетах для вящей красоты назывались воздушные лайнеры), а если быть точным — турбовинтовой пассажирский самолет Ан-24 идет на посадку, и вот уже сел, и вот уже выруливает к зданию аэропорта, и вот уже, все еще тарахтя, замирает (в конце-то концов!) в десятке метров от генеральской «Волги».
Счастливый папа приосанивается, поправляет папаху и воображает, как он сейчас лихо козырнет дочке и гаркнет:
— Разрешите представиться!..
Нет, лучше даже:
— Честь имею представиться! Генерал-майор Бочажок!
Анечка ведь его еще в генеральской форме не видела.
И вот уже мимо проходят первые торопливые пассажиры. И вторые, и третьи. И вот уже на трапе никого нет.
Совсем уже никого. Нет и нет.
Да Господи же! Да ну нет же! Прислала же телеграмму!
— Там еще пассажиры какие-нибудь остались?
Толстая тетка, волочащая за руку укутанного как шар ребенка, ничего не ответила, может, не слышала, а обогнавшая ее крашеная и простоволосая бортпроводница обернулась и сказала:
— Не, вроде нет.
И когда уже генерал, утратив всякую бравость, постыднейшим образом поддался паническим настроениям, в самолетной двери — ну слава те Боже! — появилась Анечка. Василий Иваныч замахал ей обеими руками и, если бы не честь мундира, понесся бы к ней сам.
