Чикаго запомнился еще двумя событиями, происшедшими позднее. Первое — веселое, второе — грустное. Однажды автобус с гимнастками притормозил на одной из тихих, отдаленных от центра улиц. Девушкам хотелось вдали от людской толчеи побродить по городу, поговорить ни о чем, вспомнить дом, приобрести сувениры. Но и здесь их узнали, налетели любители автографов, окружили, забаррикадировали путь к отступлению. Целый час гимнастки расписывались на тетрадных листках, фотографиях, рекламных проспектах, журнальных вырезках, визитных карточках, а то и на обыкновенных клочках бумаги, пока — бочком, бочком — не сумели просочиться обратно в автобус. Дверь за Любой Богдановой защелкнулась, и все вздохнули с облегчением.
Автобус стал медленно выбираться на простор широченной пустой улицы. И тут девушки увидели мальчишку лет двенадцати, идущего на руках вслед за ними. Автобус набирал скорость, а он упрямо продвигался вдоль обочины вслед. Двадцать метров, пятьдесят, сто! «Остановите, остановите!» — закричали все хором. Водитель отважно дал «задний». Девушки, повыпрыгивали на тротуар, окружили мальчишку, поставили на ноги: «В чем дело?»
Дело было в автографе, который он не сумел получить. Конечно, ему вручили и автографы, и цветы, и значки, оказавшиеся под рукой. Ольга потом смеялась, что, наверное, у нее такого лица, как у этого мальчишки, не было даже после Мюнхена.
Второй случай прямо противоположного свойства, из категории «ложка дегтя на бочку меда». В Чикаго анонимный доброжелатель (а может, подлец) позвонил и полицию и сообщил: «На Корбут готовится покушение». Если это юмор, то черный. «Никогда не думала, — говорила Ольга, — что так плохо жить на свете, когда ждешь выстрела ниоткуда, утром, в полдень или вечером, из окна на двенадцатом (или третьем) этаже дома напротив или из канализационного люка, вон того, незакрытого, справа. Как-то сразу пропадает охота играть в любимицу публики, в маленькую героиню, в осчастливленную Золушку. Тянет запереться в гостиничном номере на два оборота, сидеть там не шелохнувшись, болезненно прислушиваясь к шагам в коридоре, дыханию улицы за гардинами, гулким вздохам водопроводного крана в ванной. Так трудно оторваться от кресла и вместе со всеми куда-то двигаться. И что-то говорить и делать. И идти не оглядываясь. И делать вид, что все хорошо. И ждать, слыша, как звенит внутри нерв».
«Пустое! — говорили американцы, хлопая попеременно то Ольгу, то руководителей делегации по плечу. — Обыкновенная провокация, чтобы испортить вам настроение. Ничего не случится». При этом на встрече с учащимися колледжа вокруг Ольги ненавязчиво расположилась группа джентльменов в штатском. Придирчиво оглядев заслон, она отметила: ребята — профессионалы, откуда бы ни грохнуло в этом помещении, до нее пуле не добраться.
