А еще помню, как он цитировал строки Максимилиана Волошина:
Дверь отперта.
Переступи порог.
Мой дом открыт
навстречу всех дорог.
Мулявин хорошо вписывался в предлагаемые ему советской властью обстоятельства — участвовал со своей группой во всевозможных комсомольских песенных конкурсах, пел песни советских композиторов и ездил на гастроли за рубеж в те годы, когда другие рок-группы в лучшем случае ездили играть на танцы в соседнюю школу. Говорили, что Мулявин вполне лояльно играл по советским правилам. Но если бы в нем — да и во всех нас, в «Песнярах», — было только это, то говорить было бы не о чем.
Людей, деливших музыку на подпольный и поэтому подлинный рок-н-ролл и на разрешенный и поэтому фальшивый, песни Мулявина в те годы часто ставили в тупик. А те, кто просто любил и понимал музыку, не связывая ее с политикой (и поклонники рок-н-ролла тоже), слушали и «Led Zeppelin», и «Uriah Неер» и… «Песняров». И таких людей было достаточно много. Кстати, наш Толя Кашепаров тоже любил «Led Zeppelin».
Уже после смерти Володи я прочитал в «Новой газете»:
«Владимир Мулявин каким-то образом умел оказаться шире рамок, которые добровольно принимал, выше потолка, под которым добродушно соглашался существовать. Более того — теперь, когда Советского Союза уже нет и можно оценивать не героизм рок-н-ролльного подполья, а просто музыку, — теперь уже всем ясно, что в композициях Мулявина было больше музыки, чем во многих немудреных творениях подпольных рок-н-ролльщиков, которые плохо играли на гитарах и писали наивно-патетические тексты к своим неумелым песням. Мулявин четко знал, что делал. Он был профессионалом — это становилось понятно каждому, кто хоть раз побывал на его репетиции. Он властно руководил своей командой, добиваясь чистоты и прозрачности звука, столь присущих «Песнярам». Он очень хорошо слышал плавную, мягкую мелодику русской и белорусской речи, очень тонко чувствовал здешний ритм и звук, не совпадавший с ритмом и звуком всемирного музыкального потока. В электрический звук группы он вплетал лиру, найденную им в одном из музеев. Он пытался привить к западному рок-н-роллу славянский побег».
А вот еще одна оценка жизни и творчества Мулявина — оценка профессионала, главного редактора журнала «Звукорежиссер» Анатолия Вейценфельда:
«Невозможно выяснить тип творческого дарования Владимира Мулявина. Я все больше склоняюсь к мысли, что единственным аналогом для него в музыке XX столетия являлся Дюк Эллингтон. И для одного, и для другого инструментом для творчества являлись не рояль, не гитара, даже не лист нотной бумаги, а реальные живые люди, коллектив исполнителей: джаз-оркестр — для Эллингтона, вокально-инструментальный ансамбль — для Мулявина. Именно через коллектив конкретных исполнителей они реализовали свои творческие идеи.
