— Все же проводы на «Москоу ньюс» весной 78-го тебе устроили пышные.
— Да ты хоть знаешь, какие это были проводы? Может, думаешь, заранее все спланировали, приглашение прислали: так, мол, и так, ждем вас, чтобы чествовать по окончании спортивного пути? Дудки! Я в Москве случайно тогда оказалась, совершенно случайно.
«Песняры» на гастроли отправились в столицу, вот я с Леонидом Борткевичем и поехала. Не удержалась, заглянула на соревнования. А там американки, немки, румынки, все окружили, заохали: «Ты почему так тихо ушла, хотим поздравить тебя и поблагодарить». Инициатива эта на организаторов и накатила. Те уж сориентировались в обстановке и поставили дело соответствующим образом. Такие проводы… Только мне ведь еще больнее от сознания того, что ничего, по сути, не готовилось. И если бы не иностранки…
— Я думал, свадьба, рождение сына помогли тебе встать на ноги.
— Они просто приглушили боль и отчаяние, загнали внутрь страшный вопрос: как жить дальше? Отвечать на него можно было не сразу, а потом, когда-нибудь потом. И я это «потом» все отодвигала, оттягивала, как могла. А у неприятностей, как известно, цепная реакция…
Через некоторое время с Ольги сняли стипендию (те самые триста рублей) и положили сто двадцать рэ как инструктору отдела Госкомспорта БССР: дескать, вы, Корбут, конечно, немало сделали для советского спорта, но достижения ваши в прошлом, и времени на отдых вам дали предостаточно. Пора бы приниматься за дело, хлеб насущный зарабатывать конкретным трудом.
Интересно, какой великий психолог придумал нормативы для «достаточного отдыха»? Ольга и жизнь положила на гимнастику, и здоровье, и душу. В то время она словно тонула, а ей вместо спасательного круга — хладнокровное напутствие: пора, пора, милая, приниматься за работу… Ольга страшно переживала, чувствовала себя словно нищенка, которой кость брезгливо бросают: радуйся, что вообще что-то получаешь, что терпим твое затянувшееся ничегонеделание. В конце концов с Корбут поступили элементарно незаконно. В трудовой книжке у нее было записано: «Установлен персональный оклад в триста рублей». И печать — «Совет Министров СССР». Никто решения Совмина не отменял. Просто в каком-то высоком кабинете некто взял ручку и в левом уголке листа начертал пару слов.
Ольге пришлось ехать в Москву к большим нашим начальникам и демонстрировать им запись в трудовой. Через полгода ей установили оклад в двести рублей и назначили на должность гостренера по гимнастике Спорткомитета СССР в Белоруссии. Полагаю, не без деятельного участия тогдашнего председателя Госкомспорта республики Валентина Петровича Сазановича. Спасибо ему, он один из немногих руководителей, кто относился к Корбут бережно и всерьез.
