– Диво, – покачав головой он. Приметив, впрочем, что на лампе имелось несколько украшений в виде креста. Андрейка от греха подальше их сделал, чтобы никому в голову не приходило называть лампу бесовской поделкой. – С очагом тоже сам удумал?
– Чтобы без дыма?
– Да.
– Тоже сам.
– Дивно-дивно. – покивал Афанасий. – Повторить сможешь?
– Я не ремесленник, – достаточно строго произнес Андрейка. – То, что себе от безысходности сделал, не значит, что буду промышлять.
– Если я к тебе пришлю ремесленников, их обучишь?
– А какая мне с того выгода? Сам понимаешь, я это придумал и хотел бы за свою выдумку какую-любо пользу поиметь. Иначе не справедливо выходит.
– А что ты хочешь?
– Секрет лампы не велик. Начнешь делать и торг вести – сразу повторять начнут. Посему, мню, недурно было бы, чтобы Мать-церковь испросила у Государя нашего жалованную грамоту на их выделку. Чтобы никому больше такие лампы не мастерить для продажи. Хотя бы лет на двадцать. Мне же с того часть сотую хотелось бы.
– Всего сотую часть? А чего не десятую?
– На десятую Мать-церковь не согласиться.
– А если десятую часть от той сотой части?
– Тут уже я не соглашусь. А лампу уроню нечаянно и забуду, как сделал.
Афанасий посмотрел на Андрейку исподлобья. Но промолчал. Ему очень не понравился это ответ.
– Но давай об этом поговорим потом. Сначала займемся тем дело, ради чего ты приехал. – произнес Андрейка и взял с полки стеллажа два небольших туеска. – Вот. Что я и обещал. В каждом по две десятых гривенки ляпис-лазури.
Священник нервно сглотнул и открыл крышечки. Пошевелил в одном из них краску пальцем немного. Осторожно, прямо-таки трепетно стряхнул остатки порошка обратно. Вынул из сумы, что висела у него через плечо пять небольших, плотно набитых кошелька. И аккуратно уложил их на стол. В ряд.
Андрейка взял первый наугад. Развязал. И высыпал на ладонь монеты. Судя по всему – в каждом находилось по тысячи новгородок. Новеньких. Это наводило на мысли о том, что деньги ему прислали из Москвы. Есть над чем подумать. Потом…
Остальные кошельки он даже трогать не стал. Просто вернулся к стеллажу. Взял оттуда еще один туесок березовый. Только побольше. И поставил его перед отцом Афанасием.
– Что это?
– Еще краска. Тут примерно половина гривенки[34].
– Но у меня больше нет с собой денег. – как-то растерялся священник.
– А и не надо. Это мой вклад в дело Матери-церкви. Все что я сумел вспомнить и найти – все перед тобой отче. Эти деньги, кивнул он на кошельки, мне нужны, чтобы пройти верстание. А больше брать – лишнее. Да и глупо это.
