Подход Новгородцева к этой теме - редчайший пример обнаружения в российской трагедии общечеловеческих, а не специфически "племенных" заблуждений. Он прослеживает определенный тип (или порок) мышления, проявлявшийся и проявляющийся на всем протяжении истории человеческой мысли. Высшая Сила - Объективная Сущность Творения и Строения - Бог - Закон Новгородцев дает разные наименования тому порядку, в котором только и может существовать мир (мiръ). Порядок этот можно улучшать, совершенствовать и ухудшать только в границах заложенных в нем принципов.
В блистательных размышлениях Новгородцева о генезисе, параллелях, прецеденте и причинах российской катастрофы есть два момента, один из которых вызывает опасения, а другой требует развития сказанного:
"Важно признать, что в смысле влияния на развитие русской государственности отщепенство русской интеллигенции от государства имело роковые последствия. И для русской общественной мысли нисколько не менее важно выяснить эту сторону дела, столь важную для будущего, чем искать объяснений прошлого. Важно, чтобы утвердилось убеждение, что отщепенство от государства этот духовный плод социалистических и анархических влияний - должно быть с корнем исторгнуто из общего сознания и что в этом необходимый залог возрождения России".
Здесь еще нет и не может быть предвидения того типа государства, которое построят большевики, государства, примирение и сотрудничество с которым есть гибель и преступление. Поэтому нет и не может быть соответствующего предупреждения. Новгородцеву, как большинству его коллег по сборнику, большевизм представляется тяжелейшим, но эпизодом: они не могут представить себе его устояния почти на столетие. В приведенном выше отрывке говорится о сотрудничестве интеллигенции с нормальным правовым государством. Сменовеховцы, младороссы, евразийцы и другие коллаборанты тоже заговорят о сотрудничестве интеллигенции с государством. Но - с каким?! Новгородцев умрет в 1924 году и не увидит фальсификации своего тезиса.
И второе: П. И. Новгородцевым сказано много прозорливых и точных слов о рационалистическом утопизме. Но он подходит к нему как философ, а не как экономист. Поэтому он не может вооружить свои размышления еще и расчетом, зачатки которого были уже у Адама Смита, развитие - у Герберта Спенсера, первые разработки - у Бориса Бруцкуса (Россия - Берлин - Иерусалим). Математических же (то есть неумолимых и непреложных) доказательств незыблемости закона и объективной немыслимости рационалистического произвола по отношению к нему, появившихся в 40-х годах, он и вовсе не мог увидеть. Но в прозрениях ему не откажешь. Хотя бы в следующем:
