— Сильно здесь город пострадал, — проговорила Нина, глядя на удручающую картину разрушения.
— Сопротивлялись фашисты, вот и пришлось поработать нашей артиллерии. А вон и рейхстаг! — показал Степан вправо.
— Ой, какой покалеченный! — невольно вырвалось у Нины при виде обгорелого и густо исклеванного щербинами темно-серого здания, над которым трепетало Красное знамя.
— Тут самые жаркие бои были. Полк Зинченко из нашей 3-й ударной брал рейхстаг! — проговорил с гордостью Степан. — Когда Егоров и Кантария водрузили это знамя, внутри еще шел бой, представляешь?
Около рейхстага толпились фронтовики. Стены были испещрены надписями. Подходившие бойцы кто мелом, кто карандашом или углем оставляли о себе намять. Кое-кто царапал штыком или ножом.
— Степа, давай и мы черканем. — Нина, вытащив из кармана кусочек мела, который носила с собою, начала выводить «Обуховская — из Москвы!» — И, поставив восклицательный знак, обернулась к Степану и с улыбкой спросила: — Ну, как вышло?
— Отлично! — ответил он, оставляя свою надпись: «Степан Клишин — Рязань!»
— Степа, вот мы и в историю попали.
— Факт! — он нежно взял ее руки в свои. — Ниночка…
— Да, — еле выдавила из себя Нина в волнении, а глаза и губы ее, казалось, говорили ему: «Мой милый Степушек, родной! Я ждала этого часа, этой встречи, ждала наперекор всему и верила, очень верила, что это наступит! Если бы ты знал, как я тебя люблю!»
— Нина, мы теперь ни за что не разлучимся, правда? — Степан еще крепче сжал ее пальцы в своих горячих руках. — Мы будем вместе навсегда, на всю жизнь! Да, родная?
— Да, мой Степушек! — прошептала она и посмотрела на него счастливыми глазами…
