Кто-то зацепил и опрокинул на пол стул. Громыхнула под ногами чья-то упавшая каска.
Схватив винтовку, Нина выскочила в коридор вслед за Аней. Сзади гулко застучали сапоги остальных подруг.
Улица ошеломила. Всюду в глаза бросались радостные и возбужденные лица бойцов. Многие обнимались, целовались, кричали: «Ура!» — и палили из карабинов, автоматов и пистолетов в берлинское небо.
Увидев это, Нина в растерянности остановилась. «Наверное, что-то важное случилось, — подумала она. — У кого бы спросить?»
— Ур-ра-а-а, Нинок! Фрицы сдались! — подскочила к ней Аня и повисла на шее. — Мы победили! Понимаешь, победили! Ур-ра-а-а-а!!!
— Насилу пробралась к вам, — остановилась рядом Полина. — Наша взяла! — ее лицо полыхало счастьем.
— Ой, девочки! Даже и не верится, что война окончена! — обняла их за плечи Нина. — До такого дня дожили! До такого дня…
Нина безмерно счастлива: воина кончилась, и она жива, даже не ранена. Правда, кое-где в ее волосах уже седина. Она поворачивается то к Ане, то к Полине, которые сидят рядом за праздничным столом, накрытым по случаю победы над фашистами, и никак не может наговориться. До чего же легко на сердце. Мир!..
И все собравшиеся боевые подруги счастливы, как и она. На гимнастерках сияют начищенные до блеска ордена, медали, гвардейские значки. Стол ломится от солдатской снеди. Чего тут только нет: и рыбные консервы, и тушенка, и свежий хлеб. И сахару — сколько душе захочется. И настоящий индийский чай раздобыли! А в центре в графине рубином горит последний солдатский НЗ[10], который девушки подсластили вишневым сиропом.
У Нины слегка кружится голова. Перед глазами воскресают эпизоды из фронтовой жизни.
— Эх, жаль, нашей Шурочки нет! — с грустью вздыхает она. — Помнишь, Аннушка, как она мечтала дойти до Берлина, расквитаться за свою Украину?
— Помню, Нинок. И Галка Кочеткова не дожила. Она бы нам сейчас под гитару что-нибудь из Есенина спела, — и Аня смахивает ладошкой набежавшие слезы.
— А я Соню Кутломаметову никак не забуду, даже во сне ее вижу, — шепчет Полина.
А на другой день Нина писала матери: «Здравствуй, милая мама! Ура, мы в Берлине!.. Мамочка, тяжело вспоминать, что нам довелось испытать! Теперь это все позади. Фашисты капитулировали. Встаешь утром — тишина, даже не верится! Солнце бьет прямо в окно и, кажется, как будто и не было войны, а это был просто жуткий и страшный сон. Мир!!! Как это прекрасно, мамочка! Нельзя до конца понять и прочувствовать всю глубину этого святого слова, если не прошел через суровые фронтовые дни боев и лишений…» И долго еще сидела она, склоняясь над тетрадью, писала обо всем, что выливалось из ее сердца, и казалось, что отписывалась она сразу за все долгие месяцы войны…
