— Плохой из меня танцор, — краснел Степан. — Только тебя мучаю. В колхозе не до танцев было и в училище не научился. А здесь… война.
— Война кончится — научитесь, — робко глянула на него Нина.
Еще весело кружились пары, когда Нина и Степан вышли на улицу.
Они брели наугад. Молчали. И это, наверное, длилось бы неизвестно сколько, не попадись им на пути могучая приземистая сосна. Природа наградила ее богатырскою сплою и поставила среди других сосен предводителем всего зеленого войска. Ее даже не сгубили, когда строили блиндажи.
— Какая здоровущая! — удивился Степан. — Не обхватишь. Ей, поди, лет двести…
— А может, и все триста, — вполголоса отозвалась Инна. — Нам в пионерском лагере рассказывали, что возраст дерева точно можно по спиленной части определить, считая годовые кольца.
— Древние люди из таких деревьев лодки выжигали…
Сзади послышался оживленный говор и смех. Их догоняли девушки, возвращавшиеся из «клуба».
— Нинок, долго не задерживайся, а то не открою! — озорно предупредила Аня.
— Ладно!.. Беспокойная она у нас, Чижик.
— Наверно, такая уродилась. Забавная у меня землячка, — улыбнулся Степан.
Они гуляли по лесу. А время летело, казалось, незаметно. Как-то мимоходом Нина взглянула на часы и, приостановившись, обеспокоенно проговорила:
— Мне уже пора идти, Степа. Аня и вправду дверь не откроет, — и попыталась высвободить свою руку.
— Вместе постучим, откроет, — крепче сжал он ее ладошку.
— Ну-у-у, Степушек!.. Товарищ лейтенант, отпустите, пожалуйста!
Последнее обращение, официальное, подействовало.
— Нина, свидимся ли еще? — с тоской посмотрел на нее Степан.
«Обязательно свидимся!» — ответила она ему любящим взглядом и побежала к своей землянке.
Выстрел, едва не роковой…
Траншеи боевых порядков батальона петляли у подножия горы, которую оседлали гитлеровцы, выбитые ни деревни Пустошки.
Нина лежит в окопчике и внимательно следит за каждым кустиком, бугорком, за подозрительными неровностями среди укреплений врага.
Недалеко от нее притаилась Полина и тоже просматривает в бинокль местность впереди.
Прошло более четырех часов, как они в засаде. А немцы будто вымерли. Подозрительная тишина. Лишь ветер порывами касается щеки Нины.
Солнце медленно перекатывается к лесочку, в который врезался правый фланг батальона. Лучи его высекают искры из снежинок, слепят глаза. Нина щурится, чтобы избавиться от рези в глазах. Все тело медленно сковывает холод, но двигаться нельзя. Она сильнее стискивает зубы. «Теперь бы погреться у печурки да выпить стаканчик, другой чаю. Куда же фрицы-то подевались? Что-то тут не так… Но что?!» И беспокойство накипает давить на сердце.
