Плывет раздолье цветущих лугов. Порой мелькнет извилистая синяя ленточка — речушка или темная круговина озерца. Взгляд притягивает далекая кромка горизонта. Там, в сиреневой дымке, проплывают одинокие деревеньки.
Иногда почти вплотную к железнодорожному полотну подступает густой лес. Деревья дробят солнце, бросая свои длинные тени ни эшелон.
Чем ближе к фронту, тем заметнее менялась местность. Вдоль железной дороги торчали пни. Деревья — клены, березы, тополя и сосны — были спилены. Неприютной выглядела пустая, покинутая людьми земля.
Нина задумалась. Вспомнилось, как на их улице от немецкой зажигательной бомбы вспыхнул дом. Вспомнились печальные лица жильцов, оставшихся без крова. Сердце охватила тяжелая грусть.
— Девочки, к вам можно втиснуться? — раздался за спиною голос Шуры Шлиховой.
Нина молча потеснилась.
— Вы что такие пасмурные? Давайте-ка лучше споем песню.
— А какую? — оживилась Аня.
— Нашу, комсомольскую.
Начали они вместе, одна — звонче, а другая — чуть-чуть мягче, нежнее.
Дан приказ: ему — на запад…
Нина стала тихонько подпевать им. И вдруг песню подхватил весь вагон.
Уходили комсомо-ольцы
На гражданскую войну.
Надвигалось сумерки. Солнце купалось в розовом закате, тихо пламенело над дальним холмом… Внезапно в мелодию песни ворвался гул «мессершмитта». Самолет с воем пронесся над эшелоном. Пулеметные очереди с треском прошили дощатые стены.
Девушки в страхе попадали на пол.
Впопыхах Нина ударилась обо что-то твердое. Пальцы судорожно вцепились в чей-то сапог. Лицо прилипло к шершавому полу.
Вражеский истребитель давно исчез, по девушки все еще лежали кто где, напуганные, побледневшие.
— Подъем, девочки! Кажется, пронесло, — поднялась первой Шура Шляхова, отряхивая гимнастерку.
Только теперь Нина почувствовала поющую боль в плече.
— Вот и получили первое боевое крещение, — растирала она ладонью ушибленное место.
— Наверно, к фронту подъезжаем, — в раздумье проговорила Шура. — Скоро должны быть Великие Луки.
— Девочки, тише! Слышите, какой-то гул? — встрепенулась Аня, высовываясь наружу.
Все примолкли, и Нина уловила далекую канонаду. В груди зародился комочек тревоги.
Заскрежетали тормоза. Эшелон дрогнул и остановился.
— Наши соседи уже выгружаются, — подхватила свою винтовку и вещмешок с шинельной скаткою Нина и спрыгнула на мягкую насыпь. — А где же Великие Луки?! — оглядывалась она в недоумении вокруг.
— Был город и нет. Видишь, вон чернеет печная труба, в дальше — одни развалины, — показала направо Аня.
