Впрочем, и там просуществовали недолго. Советская власть переместила это подразделение, именовавшееся теперь Уголовным розыском, в тесное и неприспособленное помещение на площади Лассаля (бывшей Михайловской, ныне — площади Искусств). Года три Угрозыск футболили по разным ведомствам: ревсуды, наркомюст, наркомвнудел, губмилиция. Лишь с 1922 года республика пролетарской диктатуры повела наконец серьёзную и вдумчивую борьбу с преступностью, успевшей невероятно умножиться за годы революционной анархии. На углах улиц снова появились постовые милиционеры — замена исчезнувших 28 февраля 1917 года городовых; по квартирам стали наведываться участковые; агенты угрозыска принялись выслеживать бандитов и время от времени вступать с ними в настоящие сражения; был восстановлен криминалистический музей, возрождены архивы и картотеки, создана школа для обучения милиционеров сыскному делу… Словом, восстановлено то, что было бессмысленно и бездумно разрушено в три-четыре дня. Кстати, разместилось губернское милицейское управление на Дворцовой площади, переименованной в площадь Урицкого, в здании Главного штаба. О стены сей твердыни имперской государственности в семнадцатом году разбивались волны бесчисленных митингов, бурливших на площади, под благословляющей десницей ангела Александровской колонны. Такое месторасположение органов правопорядка можно считать в какой-то степени символичным.
Ларец Петра Великого
Мы забежали вперёд, вернёмся в год семнадцатый.
Пока правоохранительная система столицы корчилась в предсмертных судорогах, криминал, наоборот, набирал неслыханную силу. Помимо многих тысяч вырвавшихся на свободу уголовников преступную среду города активно пополняли дезертиры, толпами повалившие с фронта в тыл летом и осенью 1917 года. Уголовники и дезертиры селились по окраинам угасающей столицы, захватывали пустующие дома, бесхозные квартиры, брошенные хозяевами особняки. Там они сбивались в шайки и банды, оттуда совершали набеги на жилища добропорядочных граждан; туда же и возвращались с добычей. К октябрю город оказался в кольце криминальных анклавов. Гавань, Семенцы, Лиговка, Голодай, Полюстрово, дальние углы Песков превратились в уголовные княжества, где царствовали воровские законы и куда жалкая городская милиция боялась сунуться.
Пышным цветом расцвели два рода преступлений: уличные ограбления и налёты на квартиры. Граждан грабили и раздевали среди бела дня, в переулках и подворотнях. Это делалось спокойно и деловито, в двух шагах от проспектов и площадей, на которых кипели митинги, реяли флаги и транспаранты и где всевозможные ораторы — министры, комиссары, лидеры партий — разыгрывали из себя Маратов и Дантонов, до хрипоты кричали о свободе, равенстве, братстве, призывали грудью встать на защиту революции.
