Гессе удалось сформулировать то, что знакомо, наверное, каждому читателю Майринка, — завораживающее ощущение непосредственного контакта с художественным миром. В «Вальпургиевой ночи» уникальный эффект, замеченный немецким классиком, проявился в полную силу. Гессе считал это произведение одним из наиболее показательных образцов майринковской прозы. Он обратил внимание читателей на четвертую главу романа, увидев, что в ней необычайно ярко проявилась редкая грань писательского дарования — «особенное чутье, понимание сущности мистического как такового».
Можно по-разному относиться к учениям, которые были важны Гессе. Можно не понимать увлечения Майринка оккультизмом, традиции которого писатель использовал «в своих целях», чтобы из их элементов создать свою особую, литературную сферу. Можно, наконец, даже совсем ничего не знать о мистике. Читатель романов все равно соприкоснется с ней. Не исключено, что это будет не та мистика, которую имел в виду Гессе, но от этого она, конечно, не утратит ценности. Это будет мистика в самом широком смысле — как вера в возможность непосредственного контакта с иной реальностью. Такой реальностью станет художественный мир.
У Майринка был удивительный дар, давно подмеченный исследователями и бесчисленным множеством читателей, — своего рода магия слов. Ему всегда удается мгновенно, уже с первых строк, заставить воспринимающее сознание переместиться в созданную автором реальность. Первые строки «Вальпургиевой ночи» особенно часто используют в качестве иллюстрации этого умения.
Казалось бы, начало романа не может подготовить читателя к восприятию изображаемых событий. Нет даже краткого описания места или времени действия. Во всем мире как будто гаснет свет, исчезают обычные представления о пространстве и календаре. Лишь невидимый прожектор высвечивает в темноте странное, почти призрачное общество, которое могло собраться за одним столом где и когда угодно.
И все же непосредственный контакт воспринимающего сознания с иной реальностью уже состоялся. Далее начинается то, что в «Автопортрете писателя Густава Майринка» названо «магией». Ее цель — «пробудить в каждом отдельном читателе его собственные образы, мысли, идеи и чувства». Неясности и информационные пустоты, которых в произведении — большое множество, способствуют этому пробуждению. Читатель с легкостью заполняет их, уже к концу первой страницы забывая о том, что, возможно, он даже неправильно произносит имя, которым названа эта глава.
