Разве Козодой знал, что Зарубин мысленно уже был в Косом бору? Предвидя ухудшение погоды, он еще вчера дал заявку на транспортный самолет, который должен прилететь за ним с минуты на минуту.
Для Зарубина Косой бор не то, что для Козодоя. Для него там будто бы и дожди не льют, и снега не метут, не гуляют туманы, а извечно сияет небо и горделиво плавают белыми лебедями облака. Там много простора, там царство необыкновенных красок — земных и небесных. Косой бор притягивал Зарубина, как отчий дом, где все знакомо.
Там, может быть, и единственная на всем свете «сержантская тропа». Такое название осталось с войны, когда среди летчиков было немало сержантов. Сержантская тропа — самый короткий путь от городка к полустанку, откуда можно было уехать в районный Дом культуры на танцы и этим же путем вернуться в полк. Невысокая железнодорожная насыпь, ручей с прозрачной водой, мостик из двух небрежно брошенных бревен, а дальше — тропа. Поднимаясь на взгорье, она бежала через клин ромашкового луга, пшеничное поле с васильками почти у твоих ног и через лес — светлый, веселый, песенный. Лес обрывался неожиданно, как полуденная тучка, и с опушки открывался вид на летное поле, по краям которого серебристо блестели самолеты.
Вдали, за взлетно-посадочной полосой, земля дыбилась, деревья своими верхушками взламывали горизонт и высоко маячили в розово-сизой дымке. На этом аэродроме Зарубин начинал самостоятельную летную службу, прошел ее от рядового пилота до командира части. И теперь-то он знает — нет службы прекрасней, чем в полку. Здесь он много летал и здесь познал истинное бескорыстие дружбы. Здесь не юлят, не приспосабливаются. Небо для всех одно, и каждого мерит оно единой мерой, потому что обходных путей туда нет. Взлетная полоса для всех прямая и строгая, полная риска и крылатой радости.
И вот Зарубин собрался лететь к однополчанам, в тот светлый уголок русской земли, который когда-то подарила ему военная служба.
Он шел бодрым шагом, не обращая внимания на сумрачность утра, ветер и черные тучи. И только раз замедлил движение. Здороваясь с Кудияровым, он почувствовал какую-то виноватость перед ним — не летит на истребителе.
У трапа транспортного самолета Зарубина встретил бортмеханик. Высокий, худой, подвижный. Бойко козырнув, он куда-то заспешил — хлопот у него достаточно, но Зарубин остановил его вопросом:
— А где экипаж?
Бортмеханик без дела стоять не привык, не знает, куда деть руки, и оттого смутился. Но в это время показались летчики. Шли быстро — значит, вылет. И он, обрадованно кивнув, сказал:
