Белая молния | страница 34



— Ты что?

У Курманова странно, подбородком вперед вытянулось лицо.

— Не знаешь, что ли?! Не закурю, пока Чебыкина не забуду.

— А-а, — только и произнес Ермолаев, поднося огонек к своей сигарете. Вспомнив Чебыкина, Курманов улыбнулся. Чебыкин был инспектором, давно уже уволился. Он удивлял Курманова своим бесшабашным курением. Вернутся, бывало, из зоны, выйдут на свежий воздух из кабины, и Чебыкин начинает цыганочку танцевать. Не в полном смысле слова танцует, а похоже, что танцует. Бьет ладонями по груди, по коленям, перестучит все карманы. Сигареты ищет! К нему в этот момент не подходи, не спрашивай о полетах, не говори ни слова. Терпеливо жди. И вдруг — на мгновение замер — нашел! Движение руки, ну прямо фокусника, и сигарета у него во рту.

И тут лицо Чебыкина приобретает такой вид, какой бывает у охотника перед самым выстрелом. Затем первая затяжка. Задыхается, давится, но иначе не может — умрет. Вторая — спокойней. Наконец, третья, самая блаженная. И Чебыкин преображается. Глаза оживляются, лицо добреет, и он произносит первое слово. Теперь можешь с ним говорить о полетах сколько душе угодно.

Посмотрел Курманов, как казнится Чебыкин, и дал себе зарок: если возьмет в руки сигарету, то только когда забудет его. Но забыть Чебыкина невозможно.

— Закури, легче будет, — навязчиво продолжал Ермолаев.

Курманову хотелось закурить, но ему противна была интонация Ермолаева. Какая-то сострадательная. И еще была причина: почему он избегает прямого разговора? Курманов спросил настойчивей:

— Ты все-таки скажи, что видел? Как шел самолет, видел?

Ермолаев сминал недокуренную сигарету, брал другую и опять не докуривал. Неудачи полка он связывал теперь лично с Курмановым, в которого окончательно перестал верить. Он думал и об ответственности, которая ляжет и на него, как руководителя полетов. И из-за этого пострадает. Из-за Лекомцева. Скажут — нерешительно действовал, не был тверд, Но он же упрям, этот Лекомцев, как и Курманов.

Ермолаеву не хотелось вести разговор, но энергичная речь Курманова вынудила его сказать:

— Ну видел, видел…

Курманов, удовлетворенный ответом, оживился, даже протянул руку за сигаретой.

— Видел! Значит, порядок.

Дав сигарету, Ермолаев разочарованно махнул рукой:

— Какой там порядок, я ему — катапультируйся, а он — ноль внимания.

— Нашел что советовать.

— А что еще, что?

— Что? Объяснил бы, откуда взялось дьявольское сопротивление.

— Какое сопротивление?

— Рулей. Сил Лекомцеву не хватало. Уперся самолет и все. Он же говорил…