— А может, не стоит, Майк?
— Может, и не стоит. — Я просмотрел историю болезни Берты Торн и спросил: — А что ты скажешь об этом?
— Немного. Она пришла к доктору Марину Себорину для обследования. Он обнаружил крайнее истощение нервной системы и предложил ей отдохнуть. По обоюдному согласию они выбрали соответствующую лечебницу, где диагноз доктора Себорина полностью подтвердился. Берта оставалась в больнице примерно четыре недели. Свое лечение она оплатила вперед.
— Что-то тут не сходятся концы с концами. — Я взглянул на Велду, которая в задумчивости смотрела на меня. — А ты считаешь, что сходятся? Нет, дорогая, расходятся. А что там насчет конгрессмена Джефри?
— Ничего путного. Он встречался с ней пару раз на каких-то политических приемах. Он не женат, и с этой стороны к нему не подступишься. Но не думаю, что он что- нибудь о ней знает.
— Это плохо.
— Не очень, Майк. Мы только начали. А что о ней сказал Пат?
— Все записано. Вероятно, самого главного он не сообщил. Кроме того, ее связь с Эвеллой кажется обычной, если учесть ее вкусы. Она родилась в Питсбурге в 1920 году. Отец — швед, а мать — итальянка. Она жила некоторое время в Европе. Один раз была в Швеции, была еще в Италии, в 1940 году. Ее работа не обеспечивала тех затрат. которые она позволяла себе, но для девушки подобного склада это легко объяснить.
— Значит, связь с Эвеллой?
— Эбелла лишь один из них. Он находится здесь, в Нью-Йорке. Пат даст тебе адрес.
— Значит, он мой?
— Пока я не смогу приблизиться к нему. А ты, пожалуй, используй любую возможность.
— Каким образом?
— Любым, который это обеспечит. Конечно, лучше всего быть представленным кем-либо и позволить ему сделать все остальное. Необходимо узнать круг его общения.
— Может, это удастся мне? — кокетливо спросила она.
— Имей в виду, ты не имеешь права на ошибку.
Велда улыбнулась.
Наконец, мы покончили с завтраком и вышли на улицу. Я вновь с удовольствием наблюдал, как она усаживалась в машину, после чего сел в другое такси. Я велел шоферу ехать в Бруклин, но сначала попросил остановиться на Атлант авеню. Там мне сразу же все стало ясно. Имя все еще значилось на табличке, но соседи сообщили, что ночью она ушла и квартира пуста. Когда наша машина отъезжала, у тротуара затормозил грузовик с вещами нового квартиросъемщика.
Второй адрес в Бруклине принадлежал репортеру, который оставил работу десять лет назад. Сейчас ему было сорок девять лет, но выглядел он на все семьдесят. С одной стороны его лицо было изуродовано шрамом, который тянулся от уголка глаза к уху и далее вниз ко рту. Если бы он снял рубашку, то можно было бы увидеть три глубоких шрама на животе. Одна рука ниже локтя не двигалась. Из газеты он ушел не по своей воле, а из-за статьи о мафии, которая и стала причиной его увольнения.
