У него была какая-то голубиная способность определять время, расстояние и направление. Он всегда попадал в цель и не только возвращался сам, но и приводил сбившихся с курса. Что касается финансов, английские деньги были для него загадкой, с французским франком было попроще, он же признавал только американский доллар. Биржевый курс остальных валют определялся им по тому, сколько на них можно было купить сигарет и конфет.
Но перемена в нем ощущается, факт. Особенно в глазах. Он все время как бы следит за тобой. И движется странно, словно постоянно проверяет, кто у него сзади и по бокам.
Два Дога? Три? Все может быть. Теперь он здесь, и мы еще увидимся. Люблю копаться в темных углах, думаю, что откопаю ответы на свои вопросы. Я должен, мне хочется знать. Надеюсь, меня не огорчит то, что я разыщу.
В глубине души я опасался противоположного.
Никогда не понимал, отчего людям не нравится дождь. Стоит за окном насупиться и заморосить, как все начинают ворчать. Женщины куксятся в своих забитых всяким хламом квартирах или без конца висят на телефонах; мужья чаще чем обычно прикладываются к бутылке, и уже к обеду у них трещит голова; редкие прохожие готовы передраться из-за свободного такси, что, обычно, доставляет водителям садистское наслаждение. Как не радоваться дождю? Ведь он все делает чище. Хороший дождь дает городу единственную возможность поплескаться, чем он и занимался сейчас, весело и шумно сгоняя грязь в сточные люки.
Повернув направо у Парковой авеню, я добрался до старого Тричет Билдинга, отыскал на указателе номер конторы Чета Линдена и поднялся на лифте на шестой этаж. Он встретил меня улыбкой и, махнув рукой на стул, закончил свой телефонный — разговор.
— Привыкаешь с трудом, Дог? — повернулся он ко мне.
— Наверстываю в темпе. Город здорово изменился.
. — Не к лучшему, конечно.
~ — Разумеется. А ты когда вернулся?
— Сегодня как раз неделя. И уже скучаю по Лондону. Получил свои десять кусков?
Вынув последнюю сигарету из пачки, я закурил.
— Там есть одно условие, насчет нравственности.
Чет забулькал от смеха.
— А обойти никак нельзя?
— Вряд ли.
— Это не ответ, с твоей-то светлой головой. Впрочем, зачем ты вообще хлопочешь об этом деле, тебя что, зациклило?
— Скажем, это — дело принципа.
— Конечно. Ты бросаешь европейскую операцию, чтобы поиграть в бирюльки. Не думай, что мы не ценим твой вклад в операцию, ты, можно сказать, преподнес ее нам на блюдечке, но мы как-то не рассчитывали, что ты совсем выйдешь из дела. Ты действовал, как железный кулак в бархатной рукавице, и все шло как по маслу. Мы до сих пор не можем найти тебе достойную замену.
