Под крышкой гроба | страница 21
— Дог, ну не свинья ли ты?
Прелестная шлюха перевернулась на спину и предстала передо мной во всей своей ослепительной наготе. Пышная грудь и полные бедра, разделенные тонкой талией, а эти чертовски соблазнительные ноги, раскинутые так, что из обольстительной щелки на меня поглядывал одинокий глазок…
Я встал и взял щетку для волос. Есть один отличный способ заставить шлюху болтать, не мешая тебе думать и не требуя твоего внимания. Я стал расчесывать ей волосы.
Она болтала.
Мило и просто, но я узнал кое-что новенькое. Заморские красотки были все разные. Каждая лелеяла свое заветное желание, и каждое их движение имело целью исполнение этого желания. А здесь родная американская шлюха, озабоченная только деньгами.
— Ах ты, моя капиталистка, — заметил я как раз в тот момент, когда щетка довела ее до оргазма.
— Сукин ты сын, — ответила Роза, переводя дыхание.
— Комплимент или критика?
— Нельзя, чтобы мужчина так много знал о женщине. Что будет с девушкой, на которой ты женишься?
— По крайней мере, у нее будет богатая сексуальная жизнь.
— Не сомневаюсь.
— И правильно.
— Могу написать тебе отзыв.
— О щетке?
— Черт побери, Дог. Если ты только щеткой добиваешься таких результатов, то представляю, что будет, если ты пустишь в дело главный товар.
— Давай попробуем. Повернись на животик.
— Негодяй, ты просто хотел поболтать со мной.
— Я хотел тебя умягчить.
— Как будто я в этом нуждаюсь. Это тебя надо умягчать.
— Как ты себя чувствуешь?
— А нельзя чего-нибудь покрепче щетки? — спросила Роза.
Согласно хмыкнув, я дал ей покрепче. Отдышавшись, она взглянула на меня с коварной ухмылкой и заметила:
— Возможно, Ли тебя убьет.
— Он уже пытался.
— Да ну?
— Точно. Поэтому мы и дружим.
— Все вы, мужики, чокнутые.
— Поэтому мы всегда побеждаем. Хочешь быть с нами?
Роза пристально посмотрела на меня, очень выразительно облизнула свой палец и провела им между ног. — Порно?
— Черт, ты знаешь, как завести мужика.
Это была моего поля ягодка.
— Дог-… в тебя когда-нибудь стреляли?
— Милая девушка, я пошел на вторую мировую войну, когда мне было двадцать. Я был летчиком, за четыре года этой мясорубки я не получил ни царапины, по в последующие четыре года на гражданке в меня стреляли четырежды. Есть только один способ увидеть шрамы.
— Наконец-то, Давай побалуемся.
— Но я ведь подлый сукин сын.
— Знаю.
— Все равно хочешь меня?
— Еще как!
— О’кей, переворачивайся.
— Где же ты пропадал, служивый?
— А ты часом не служила в пехоте?
— Нет.