– Я не пойду в полицию, Мэгги, – сказала она. – Я знаю, ты, наверное, хочешь, чтобы я это сделала, но я не буду. Ему уже есть восемнадцать. Ему предъявят обвинение как взрослому, а я не могу вот так разрушить его жизнь.
Я продолжила протирать ее лицо, никак не реагируя на слова.
– То есть это моя вина. Я не должна была уходить с ним с выпускного. Я его запутала.
Я легонько стукнула ее по ноге один раз.
Нет.
Она винит себя. Я тоже через это прошла. Иногда я все еще винила себя.
Не нужно было мне идти в тот лес. Мама велела мне никуда не уходить. Я подвергла себя опасности. Это я виновата.
Но когда я принимала ванну и опускалась под воду, я очищалась от всех этих мыслей.
Иногда человеческий разум работает как криптонит[16]. И тогда нужно послать его к чертям вместе с его подавляющей самооценку ложью.
Я ни в чем не виновата.
И Шерил тоже.
По ее щеке скатилась слеза, и она смахнула ее.
– И вообще, какое тебе дело? Почему ты мне помогаешь? Я разгромила твою комнату. Я наговорила тебе гадостей, но ты все равно мне помогаешь. Почему?
Мои плечи поднялись и опустились.
Сжавшись от боли в спине, она потянулась за карандашом и бумагой.
– Почему, Мэгги?
Ты моя семья.
Из ее глаз снова полились слезы, и она даже не пыталась их скрыть.
– Знаешь, мне правда очень стыдно за то, что я сотворила с твоей комнатой, с тобой… Просто я… – Она в отчаянии всплеснула руками. В ее голосе были слышны глубокий стыд и угрызения совести. – Я не знаю, что делаю со своей жизнью.
Сомневаюсь, что большинство людей знает. Все, кто говорил, что поняли жизнь, лгали. Иногда я задавалась вопросом, есть ли что-то, что действительно нужно выяснить, или мы все ходим вокруг в поисках причины, когда никакой причины на самом деле не существует.
– Я хочу рассказать маме и папе, что он сделал, – прошептала она, и ее глаза наполнились печалью. – Но я знаю, что они просто взбесятся. Они и так уже злятся из-за всего того дерьма, что я успела натворить. Я слишком много лажала, чтобы им было до меня дело.
Я снова стукнула ее по ноге.
Нет.
– Откуда ты знаешь?
Я еще раз подняла листок бумаги, на котором было написано, что она моя семья.
После этого она набралась смелости и рассказала обо всем родителям. Когда они обняли ее и сказали, что она ни в чем не виновата, Шерил выдохнула. Казалось, она задерживала дыхание уже много, много лет.
– Я скучаю по нему, – сказала Шерил, плюхнувшись на мою кровать через несколько недель после своего «официального» разрыва с Джорданом. Ссадина на ее лице заживала хорошо, но я знала, что шрамы на душе затянутся не так быстро. – То есть я скучаю не по
