— Анна Егоровна, что вы мелете, как можно передвинуть стенку и оттяпать у вас пятнадцать сантиметров? Да и на потолке бы остался след, вы что — не понимаете?! — говорит Женя.
— Я все понимаю, — обижается Анюта, — но и они не дураки, кого хочешь вокруг пальца обведут!
Я застаю конец разговора, спрашиваю Анюту:
— Что я могу для тебя сделать? Лицо ее освещает улыбка.
— Танюшка, только одна ты и согласна мне помочь. Оденься покрасивше, надушиси, и пойдем к домоуправу, доложим, какие творятся дела.
У нас в редакции ненормированный рабочий день. Мы можем уйти с работы и в три часа, но можем просидеть в аппаратной на Пятницкой и до десяти вечера, делая пластинку. Однако есть одно жесткое правило: в половине десятого явись на летучку во что бы то ни стало!
Отпрашиваюсь. Через день в половине девятого я у Анюты. Идем в домоуправление. Слава богу, у домоуправа никого нет. Заходим. Я говорю:
— Моя бабушка живет на Троицкой улице в доме номер один. Ее соседка делает ремонт, и моей бабушке кажется, что при ремонте соседка урезала от ее комнаты пятнадцать сантиметров.
Домоуправ молчит, глаза грустные, спрашивает:
— Скажите, вы тоже сумасшедшая?
На этом мы выкатываемся из его конторы. То, что домоуправ в переносном смысле отхлестал меня по щекам, мою бабку не волнует. Ей важно, что я ее защитила.
Толя смеется.
— А может, ты, и вправду, сумасшедшая? Чего ты ко мне прилепилась, никак не отвяжешься?..
— Это я к тебе прилепилась? Я?!
— Нет, я к тебе прилепился, ты это хочешь сказать?!
— Вот именно…
— Ничего более смешного в своей жизни я не слышал…
— А эта история, разве она не смешит тебя еще больше?
На следующий день мы покидаем Игнатьевское. Перетаскиваем все наши вещи в машину, я сажусь рядом с Толей, пристегиваюсь ремнем. Он держит свою руку на моей коленке, но не поворачивает ключ зажигания.
— Вот что я тебе скажу, миленькая моя, — говорит, — сейчас 77-й год. В конце мая будущего года мой Алеша кончает школу. Я его довел до этого момента, и теперь я свободен. В конце мая я подаю на развод. Я буду разведен, а там ты уже сама решай свою судьбу: уйдешь ко мне или останешься с Винокуровым… В этом случае у меня к тебе никаких претензий не будет — я тебя любил, и я тебя люблю. У тебя на раздумья восемь месяцев… Едем?..
— Поцелуемся сначала, — говорю я.
