Больше подписей собрать не успели. Но стало известно, что в понедельник писательскую делегацию (не больше пяти человек) по поручению ЦК примет товарищ Подгорный. О часе приема будет сообщено в редакцию «Нового мира».
Это известие мгновенно разлетелось среди писателей, в понедельник к девяти часам утра в «Новом мире» собрались его авторы. О сотрудниках и говорить нечего — все были на месте. Твардовский сидел в кабинете в темном костюме, при галстуке, серьезный, сосредоточенный, сознающий значение момента для журнала, да и для всей советской литературы. Так описывает это Рыбаков.
Наметили пятерку тех, кто отправится к Подгорному. Кроме себя, Толя назвал Трифонова, Можаева, Тендрякова. Кто был пятым — не помнит.
Звонка из ЦК все нет. Принесли бутерброды, вскипятили чай, перекусили. Прождали до середины дня — звонка по-прежнему нет, но все оставались в журнале до полуночи, хотя уже было ясно: из ЦК звонить не будут.
Через день вышла «Литературная газета» с решением секретариата Союза писателей. Твардовский ушел с поста главного редактора журнала.
А теперь эпизод, о котором Рыбаков в «Романе-воспоминании» не упомянул. В середине дня, а может, и утром появился в «Новом мире» Солженицын. Прошел мимо Рыбакова, обратил на него взор и обронил на ходу: «Вы, кажется, пострадали из-за меня?» Он имел в виду, что Рыбакова вывели из членов секретариата, сняли с должности председателя приемной комиссии из-за того, что он не поддержал исключение Солженицына из Союза писателей.
Проронив эту фразу, Солженицын повернулся к Рыбакову спиной и заговорил с кем-то из членов редколлегии. Толя к такому небрежному стилю разговора с собой не привык, и никто в такой манере разговаривать с ним себе не позволял.
— Ну и что ты? — спросила я гневно.
— Знаешь, не помню. Может быть, пожал плечами, может быть, усмехнулся: как-то не до солженицынского гонора было в тот момент.
1977 год начался очень тяжело. В начале февраля звонит Евгения Самойловна. Голос встревоженный: Таню Слуцкую срочно увезли на Каширское шоссе в онкологический госпиталь. Там уже приготовили для нее отдельную палату. У нее рак лимфатических желез, но в течение многих лет ее удавалось выводить из тяжелейших состояний. Может, и сейчас все образуется?
— Когда же это случилось? — спрашиваю. — Несколько дней назад она мне звонила. Все было в порядке!..
Люблю Таню, мы, подруги, все ее любим, и друзья Слуцкого тоже любят ее. Красивая, добрая, с удивительным чувством достоинства, ни слова жалобы никогда. Только однажды, когда я лежала в больнице с кровоточащей язвой, она мне сказала: «Танька, у меня иногда бывают такие трудные моменты, но я стараюсь держаться. И ты держись!» И больше никогда об этом ни полслова.
