Лечу в самолете, обдумываю все, улыбаюсь. Вспоминаю, как Толя говорил: «Мне так хотелось, чтобы ты начала тонуть, а я бы тебя спас и вынес бы на руках на берег». — «Представляю себе эту картину, — говорю, — искусственное дыхание и прочее». — «Нет, просто тебя спасти…» И еще заинтриговала меня одна его фраза: «Почитай „Лето в Сосняках“ — это книга о тебе». В общем, было о чем подумать.
У нас хорошая библиотека в Радиокомитете. Выносят мне «Лето в Сосняках», смотрю, когда было написано: 64-й год. И тут я смутно вспоминаю: кто-то ведь мне говорил, что у Рыбакова вышел в «Новом мире» хороший роман о девочке из репрессированной семьи. И я собиралась почитать, а потом забыла. Читаю теперь. На последних страницах даже всплакнула: мать героини после лагеря живет в Александрове, снимает клетушку рядом с хлевом, голодает, ходит по утрам к монастырю собирать милостыню. Моя мама жила в Загорске, а не в Александрове, милостыню никогда не собирала, но страдания чужой матери в схожей ситуации бьют по сердцу.
Я, естественно, не знала, и Рыбаков мне не сказал, что в Западной Германии роман имел большой успех. Каждый экземпляр книги перепоясывала бумажная лента, на которой было написано: «Русский Грэм Грин». Но могла ли я представить себе, что в конце восьмидесятых Грэм Грин приедет к нам в Переделкино знакомиться с Рыбаковым, автором «Детей Арбата», и Толя вынесет ему из кабинета «Лето в Сосняках» с надписью: «Русский Грэм Грин». Я смотрела на его лицо. Сначала проявилось удивление, потом он заулыбался и, не скрывая удовольствия, протянул книгу Ивонне, своей гражданской жене.
«Какой неожиданный сюрприз, большая честь для меня».
Толя ему возразил: «Наоборот, это большая честь для меня». Прочитав эту надпись много лет назад, я подумал: «Из меня действительно может получиться писатель». Последнюю фразу я дословно цитирую по книге Рыбакова «Роман-воспоминание».
А вечером забежал к нам Евтушенко. Поговорили о Грэме Грине, он встречался и с Евтушенко. Под конец: «Вы видели, на каких каблуках ходит его Ивонна! Фантастика! Им же обоим, наверное, под восемьдесят!» Грэму Грину было тогда 83 года.
Москва встретила меня двумя новостями. Винокуров и литовский поэт Эдуардас Межелайтис летят в Дели получать премию Рабиндраната Тагора. Премию парижской академии Малларме Женя получал уже без меня — в 1983 году.
Вторая новость плохая: через месяца три-четыре наш дом пойдет под снос — на это место претендует Генштаб.
