Выпили винца, пообедали, посмеялись: Миша, бывший сталинградский футболист, был остроумным человеком. Сумерки уже встали за окнами, а мы все поем песни. Причем у каждого из поющих есть свой коронный номер. Не имело значения — хороший у тебя голос или нет, — пой! Смотрю на Женю, глаза его смеются, бровь поднимается:
Город Николаи-и-ив,
Фарфоровый завод!
Там живет девчоночка,
Двадцать первый год.
С вами, мальчишки,
С вами пропадешь,
С вами, негодяями,
На каторгу пойдешь.
Миша не поет, слишком солиден: лауреат. К тому же другого поколения — у них не было это заведено. Очередь Володи. У того румянец идет по щекам.
Говорят, кольцо к разлуке.
А я нарочно надену два-а.
Не кольцо нас разлучило,
Разлучила нас молва…
Мы с Галей поем «Чубчик» и утесовское «Сердце».
Вспоминаю застолья тех лет — ни одно не обходилось без песен. А как пели Толя Аграновский со своей женой Галей «Картошку» и «Санитарку Тамарку»! Гости замирали в восторге. И только когда в домах появились магнитофоны с пленками Окуджавы, Галича, Высоцкого, эта традиция сошла на нет.
Прощаемся. Лет через пять у Гали станет другая фамилия — Евтушенко. Пока же в их семье мир и лад. А о нас и говорить нечего: мы всего неделю назад были в ЗАГСе.
Женю называли «певцом семьи». Действительно, это была одна из главных его тем («Жена», «Моя любимая стирала…», «Поэма о холостяке и об отце семейства», «Она» — так называлась даже одна из его книг, «В час постелей», «Купание детей»).
Но вот парадокс: «певцу семьи» органически, как воздух была нужна свобода от семьи. Особенно мучительны бывали для Жени наши совместные походы в ЦДЛ: то я с кем-то поговорю дольше, чем ему хотелось бы, то улыбнусь кому-то лишний раз. В ЦДЛ он любил ходить один — вот тогда веселье, тогда раздолье! «Вольный казак» — называла его наша близкая подруга Жужа Раб, известная венгерская поэтесса и переводчица. Ей в стихах вторил Евтушенко:
И вот — глава кутил и балагуров,
Забыв семью, как разговор пустой,
Идет мой друг — Евгений Винокуров,
Из всех женатых самый холостой.
Однако первый вопрос, который Женя задавал, открывая дверь: «Таня дома?»
Жена ждет его дома, поддерживает огонь в очаге — вот был идеал Жениной семейной жизни. Я дорисовывала картину: кудрявые овечки пасутся на зеленой лужайке, пастух играет на дудочке, под ее мелодию детишки в веночках ведут хоровод. Злилась, естественно.
Но вот меня нет дома. Женя снимает пальто, садится за телефон. В алфавите на букву «Т» не только мои рабочие телефоны, но и телефоны моих подруг. Звонит Гале Евтушенко — никто не отвечает. Нет дома и Тани Слуцкой, нет Мирели Шагинян. Набирает номер Евгении Самойловны Ласкиной. «Евгения Самойловна, здравствуйте, Таня у вас? Можно ее на минутку?» Канючит: «Таня, приезжай, а? Что-то грустно, одиноко, не задерживайся, а…»
