— Не смотрите на эти кабаки, Виктор Адамович, меня там нет.
Голос был спокойный, с оттенком добродушной иронии. Виктор даже пригнулся, как человек, который получил удар по голове и опасается второго удара.
— Нам всего безопаснее будет потолковать здесь, в санях, если лаобань мною доволен…
«Толкай» отчеканивал слова твердо, по-сибирски — совсем так, как говорил дух Багорного на маскараде в горной пещере.
— Лучше вы садитесь в сани, Александр Саввич, а я вас повезу…
Виктор нарочно сказал не «Петр Фомич», как следовало бы, а «Александр Саввич», и сказал с ударением. Ему хотелось немного отыграться, доказать, что его не проведешь. Но Багорный ничуть не удивился. Спросил только:
— От кого вы узнали?
— От Тао.
— Она еще кому-нибудь об этом рассказала?
— Не думаю. И я-то узнал случайно, выведал у нее хитростью. Она думала, что мне все уже известно, вот и разоткровенничалась.
— Нехорошо. Напомните ей, что она рискует жизнью… Ну, едем вслед за другими!
Он двинулся вверх по реке, куда врассыпную летели все сани.
— Александр Саввич, спасибо вам за все, что вы для меня сделали…
Багорный перебил, положив ему руку на плечо.
— Ладно, ладно… Не стоит об этом говорить.
Всё происходило совсем не так, как представлял себе заранее Виктор: не в кабинете, загроможденном массивной мебелью и книгами, в гостях у аристократического господина английской складки. А когда Виктор заговорил о себе словами, которые тысячу раз обдумывал, Багорный опять прервал его:
— Теперь, Витя, можете задавать вопросы. Я вам скажу, что знаю.
— Отец мой жив?
— Не знаю.
— А как вы думаете?
— Думаю, что нет. В Пинфане никто не выдерживает больше полугода.
— Что это за Пинфан?
— Тюрьма и лагерь. Особый лагерь, строго секретный. Пропуска туда выдаёт только командующий Квантунской армией, всегда самолично.
«А вам это откуда известно?» — хотел спросить Виктор, но тут же сам себе ответил: «Наверно, служит в большевистской разведке». И неожиданно для себя самого задал другой вопрос:
— Простите. Чем вы, собственно, занимаетесь?
— Минутку. Надо отдышаться.
Багорный остановился, тяжело перевел дух.
— Да, годы сказываются. Не следовало так гнать.
Он снял малахай. Лицо у него было ничем не примечательное, широкое, с небольшими, слегка косящими глазами и курносым носом. Его легко было принять за китайца.
— Так вы хотите знать, кто я? Я репетитор.
— Это, конечно, в переносном смысле?
— Не совсем. Я обучаю тактике и другим родственным ей предметам. Ликвидируем отсталость… В военной академии Освобожденных районов, понятно? Там все молодежь, а я ровно четверть века в армии, с самой революции. Вот и даю уроки как репетитор-старшеклассник… Ну поехали дальше!
