— Давид… — он погрозил пальцем тройке противников, — Давид был худенький мальчик, козявка перед Голиафом, а какая в нем оказалась сила. И такую же силу проявят эти нищие, презираемые, якобы усмиренные…
— Будет вам! — отмахнулся Квапишевич. — Мы сюда по серьезному делу пришли, как делегация. Нельзя ли нам с вами, доктор, потолковать наедине?
— А мы все равно что наедине. Те двое по-польски не понимают, а Лех — мой компаньон во всех делах и закадычный друг.
Три «делегата» посоветовались молча, одними глазами, и Лейман торжественно начал:
— В таком случае мы от имени польских торгово-промышленных кругов…
— За ваше здоровье! — бесцеремонно перебил его доктор, чокаясь с ним. — И давайте, господа, без декламации. Мы с Лешеком и сами неплохие декламаторы. Рассказывайте, в чем дело.
— Минутку, пан доктор, сейчас я вас ознакомлю с нашим проектом, но сначала я должен изложить те предпосылки, из которых мы исходим. Видите ли, Гитлер, к сожалению, прав. Вы слышали его речь в рейхстаге? «От борьбы, которую мы ведем сейчас, зависят будущие пятьсот, а то и тысяча лет истории Европы. Она решит судьбу будущих поколений на долгие годы…» Так он сказал. Как видите, исход войны предрешен. Поэтому нам следует подумать о таких мероприятиях, которые обеспечат нас и всю польскую колонию и будут встречены державами-победительницами с одобрением, даже с благодарностью. А это может смягчить политику оккупантов в Польше. И вот польские торгово-промышленные круги в Маньчжурии…
— Помилуйте, нельзя ли без «кругов»? — раздраженно сказал доктор. — Что за язык — словечка не скажет просто, без помпезности! Вас, купцов и промышленников, здесь кот наплакал — самое большее несколько десятков, а в польской колонии несколько тысяч человек. Так кого же вы, черт возьми, представляете? Если пришли по делу, то карты на стол! Говорите конкретно, называйте фамилии тех, кто вас послал. Ковальский?
— Нет, пан Ковальский не состоит…
— Так Левицкий? Лопато?
Гости опять обменялись взглядами, и слово взял Квапишевич.
— Вы правы, доктор, о делах надо говорить конкретно. Скажу прямо: мы хотим основать одно предприятие.
— Кто это — мы?
— Островский, Лейман, я. Вас приглашаем четвертым.
— На партию в бридж?
— Полно вам шутить! Дело очень важное, мирового значения. Приглашаем вас как четвертого представителя поляков…
— Во-первых, я не делец. Все, что у меня есть, я нажил вот этим капиталом…
Он вытянул над столом руки — массивные лапы с короткими, толстыми, как сардельки, пальцами и обрезанными до мяса ногтями, руки безобразные, но умные и сильные своей чуткостью, чудодейственные руки хирурга. Гости не могли от них глаз отвести. Ведь эти руки год назад вскрыли череп генерала Яманита так же легко, как вскрывают коробку сардин, вырезали опухоль мозга, потом ловко зашили, и теперь Яманита при ходьбе не валится больше набок, ездит верхом, как и до болезни, пьет, командует. И голова у него — как у всех японцев, только потяжелее от платиновых и серебряных скрепок.
