— Ну и шо за дятел там стучит? — взвизгнула Танька и, накинув на комбинацию халат, выглянула в коридор.
— Здрасьте, — то ли поздоровалась, то ли удивилась глубоко беременная гостья с двумя мелкими пацанами-погодками по бокам. — А Даша где?
— В Караганде! — парировала Танька. — Я почем знаю!
— Она тут жила до войны!
— Война три года, как закончилась. Теперь я тут живу.
— А Даша? — оробев, снова спросила рыжая дородная молодуха.
— Да я откуда знаю? Мне ордер куда выписали — туда и заселилась. Тут уже не было никого.
— Ой, — пискнула гостья и, отпустив старшего, прикрыла рот рукой: — А мы только из эвакуации вернулись, а она, Дашечка, сестра моя, оставалась… Ой, да как же…
— Да я год здесь — может, уехала куда. Ты соседей спроси. Вон, напротив, Евгеню Ивановну, — смилостивилась Танька.
Феня, несмотря на то что прошло больше десяти лет, помнила эту чернявую Евгеню — ее муж был какой-то военный начальник. Тогда мужа ее не было дома, а Феня привела к Даше с Мусей своего Якова — похвастаться. Ну выпили лишнего, песни пели… А Евгения эта вышла с замечанием. Ее мужу. Да так сказала, что тот был вынужден уйти. Тогда он впервые Феню и ударил. Она думала, что сгоряча, да под пьяную лавочку… Оказалось, что нет. Но пьяным Яков Верба бил особенно сильно и долго. А пил он в этом Грозном чуть ли не каждый день… Что возьмешь… контуженный человек…
Феня вздохнула, махнула заковылявшему по коридору Сережке, чтобы вернулся, и робко поскреблась в косяк.
— Евгеня Ивановна! — проорала в черный коридор за развевающейся застиранной занавеской. Дверь была незапертой, как и по всей галерее.
