Женя, несмотря на полжизни за пределами Одессы, оставалась дочерью Молдаванки до мозга костей.
— Шё? — Она произносила именно так — с мягким «ё», а не с «о».
— А, это? Это — диагноз. Из тубдиспансера, — и, прищурив глаз, сунулась прикуривать от керогаза зажатой в зубах папиросой.
— Мама! — бледная Нилочка с полными слез глазами трясла листком, — мамочка…
— Туберкулез, да. Вам с Вовкой, кстати, тоже надо проверится, я заразная, — Женя глубоко затянулась и закашлялась.
Нила попыталась ее обнять.
— Мамочка, ты как? Чем помочь? Ты купила лекарство?
— Я — как обычно, — парировала Женя и полезла в сумку. Достала оттуда пакет с рассыпающимися таблетками. — Вот черт! Полсумки в них! — Она аккуратно выбрала из недр еще пригоршню цветных таблеток и, на секунду задумавшись, метнула их в плиту. Они затрещали и вспыхнули маленькими зеленоватыми искрами.
— Мама! Ты что?! — вскрикнула Нила.
— А шо? — с невозмутимым видом глядя куда-то сквозь Нилочку, парировала Женя. — Врач сказал бросить курить и начать пить таблетки, потому что… — Она выдержала мхатовскую паузу и насмешливо приподняла бровь: — Жить мне, по его мнению, от силы два месяца.
Женя взвесила на ладони оставшиеся в пакете лекарства и, открыв печную заслонку, забросила его в огонь.
— Ты… ты что? — плакала Нила.
Женя, не выпуская папиросы изо рта, флегматично выдала:
— Ну если жить осталось два месяца — то с какой радости так мучатся?
Нила все-таки прорвалась и вцепилась в тощую мамину спину мертвой хваткой.
Женя потрепала дочку по голове:
— Да не реви ты. Придумал тоже! Я не для того войну пережила, чтобы от чахотки загнуться — вон даже твоя тетка чахлая еще двадцать лет назад выкарабкалась. Так что успокойся, не сдохну! — Женя по привычке взяла заварочный чайник и жадно отпила прямо из носика. Поймала на себе полный ужаса Нилочкин взгляд:
— Ну? Чего уставилась?
— Мам… ты это… там же заварка… на всех… Может, тебе в чашку налить?
— Себе теперь в своих чашках заваривайте. А это мой чайник. Буду пить, как хочу! И привычек своих не буду менять… Я буду жить, как жила. Сколько бы мне не осталось! Нечего мать хоронить раньше времени! Боитесь? Валите отсюда! Не маленькие! Это мой дом! И мой чайник. Понятно?! — кричала она вслед выбежавшей Ниле. Оставшись одна, Женька достала записную книжку и вырвала трясущимися руками листочек со списком летних заготовок. По расчетам врачей — до августа ей не дожить. Она подержала листочек, а потом выдернула шухлядку из кухонного стола, поворошила набросанную туда мелкую дребедень и выудила булавку. С силой приколола листок на дверной косяк.
