Нюся высунулась:
— Женечка…
Женя оглянулась через плечо и отчеканила:
— Вон пошли! Обе!
Она зашла на кухню разгладила листок и перечитала еще раз:
«Извещение. Ваш муж лейтенант г/б Косько Петр Иванович, находясь на фронте Отечественной войны с немецко-фашистскими захватчиками, 25 мая 1942 года пропал без вести.
Настоящее извещение является основанием для возбуждения ходатайства о назначении пенсии.
Начальник в/ч пп № 02475, генерал лейтенант А. Вадис.
14 декабря 1944 года».
Женька сидела на табуретке, уставившись в одну точку, и тихонько раскачивалась из стороны в сторону. Так ее и застала через два часа вернувшаяся из техникума Нилка.
Она подхватила листочек и начала рыдать на первой строчке…
— Папочка… мой… папочка… Мамочка…
Прибежал замерзший и облепленный, как снеговик, Вовка с помятым мокрым портфелем и замер в коридоре, завыв волчонком следом за Нилой.
Женя поднялась, выдернула извещение у дочери из рук:
— А ну перестали выть! Пропал без вести еще не значит, что погиб. Ваш папа — офицер и разведчик. Найдется.
— А ты Леле скажешь?
— Конечно. Это ж ее сын. Завтра пойду.
Перед работой Женя зайдет к Гордеевой, принесет кашу и, кашлянув, выдаст с порога:
— Пришло письмо. Официальное.
Гордеева повернулась и уставилась на Женьку мутными рыбьими глазами в пленке катаракты:
— Рожай уже.
— Пропал без вести в мае сорок второго, — отчеканила Женя.
Гордеева глыбой сидела на своей продавленной кровати и только сжала руки в кулаки.
— Иди, на работу опоздаешь. И саквояж мой подай сюда, а то ноги слабые совсем. Не поднимете, если навернусь.
Женька плюхнула возле кровати своего ровесника — кожаный саквояж, сочиненный и собранный ее отцом.
— Да аккуратнее, ты, корова! Не таз с бельем! — вызверилась Гордеева.
Женька оглянется на пороге:
— На спирт не налегайте.
Когда она выйдет и закроет дверь, Фердинандовна вытащит флягу и всадит почти половину, задохнется, закашляется и завалится раненым зверем лицом в подушку.
А вот Женька плакать не могла и спать теперь тоже не могла. Она такой же натянутой струной, как ходила на службу, ложилась в постель и лежала с открытыми глазами. Без мыслей, без слез.
Через день приедут сестры с поздравлениями. Женька откроет:
— Ну заходите. Простите — стола нет и настроения тоже.
Лидка съязвит:
— Я, конечно, понимаю, тридцать семь не круглая дата и не повод для радости, но зачем же так на семье экономить?
Нила шепнет про похоронку.
Лида усядется на кухне:
— Тогда пить будем. У тебя есть. Что мы, зря приперлись? И помянем заодно.
