— Почему ты так рисковал из-за меня? Я что-то должен? — спросил наконец Ирод.
— Мне — нет, я свой долг Дейчу отрабатывал. Так что если должен — то ему… Или поможешь при случае уцелеть кому-то из его когорты, — глядя в одну точку, тихо произнес кадровик и добавил: — Я его видел в день ареста, спросил: «Чем помочь?», а он в ответ: «Мне — уже ничем, сейчас начнут отстреливать всех моих, помоги кому сможешь…»
— Так значит, это ты меня сосватал в загранку, — перевел разговор в другое русло Ирод.
— И да, и нет. Оперативный отдел это дело инициировал… Они искали кого-то, кто владеет нестандартными методами допроса, дали мне запрос, я сделал выборку, среди прочих подсунул им рапорт следака из вашего горотдела про допрос с карандашом, и вот ты здесь…
Ладно, давай прощаться, береги себя, — кадровик встал и протянул ладонь для рукопожатия. Ирод кратко и крепко сжал ладонь своего нежданного спасителя.
— И ты береги себя, спасибо! — сказал он в ответ.
Останься
С Кодымской нефтебазы на Мельницкую Нилочка после Нового года привезла муки, масла и… благую весть.
Точно как ее тетя Аня, она рыдала в колени своей мамы:
— Мамочка, я… я беременная… Что же делать?
Женька сидела окаменев, уцепившись двумя руками в табуретку, и считала варианты, даже не касаясь ревущей дочки.
Женька была похожа на Фиру только яркой внешностью и тонким подростковым телом. Всю свою взрослую семейную (это разве семья?) жизнь она выживала. Всегда вопреки. Всегда по грани. Что в военных походах мужа, что после его отъезда в сороковом. И если бы не бухгалтерские мозги, холодный шахматный расчет и отвага, граничащая с безумием, они бы давно все сдохли.
В ее характере не осталось ни капли беззубовской всепрощающей любви — одна механика и расчеты. И незаконорожденный внук в ее планы точно не входил.
Женя поджала узкие губы в скобку:
— Давно?
— Что давно?
— Задержка сколько? Срок какой?
— Я не знаю… — зарыдала Нила. — Давно… уже месяц этих дней нет…
— Тошнит по утрам?
— Нет…
— Может, с голодухи? — продолжала цепляться за гаснущую надежду Женя и вдруг деловито прихватила Нилу за маленькую грудь: — Болит?
— Ай! — вскрикнула Нилка. — Ты что?
— Залетела… — мрачно резюмировала Женя. — Он знает? Что сказал?
— Он не знает…
— Идиотка! — В Жене из давно наглухо закрытых стальным сучьим цинизмом, закопанных под толщей бытовых забот воспоминаний юности вдруг выпорхнула эта же комната и тощий юный машинист Петька, схвативший ее на руки, когда узнала, что она беременна,
