— Добрый день! — поздоровались они.
— Добрый день! — ответил я.
— Погостить в наши края приехали? — спросил парень.
Интересно, чьи они. Может, я пас буйволиц с их отцами на этом лугу? Парень и девушка разглядывали меня с таким интересом, словно я только что свалился с неба. Над вспаханной землей носились ласточки, неторопливо кружились бабочки, время от времени в борозду опускалась, вытянув ноги, черная ворона с блестящим опереньем. Туман то катился клубами, то тянулся длинными тонкими клоками, извиваясь и корчась, отползал к ручью. Ох, уж эта молодежь! Сейчас я вам, милые мои, докажу, что эти края не только ваши, но и мои. Причем с давних пор.
Я спросил их:
— Вы знаете, чье это поле?
— Нашего кооператива — ответила девушка. Ее обветренные губы открывались с трудом.
— Извините, — сказал я. — Я хотел спросить: вы знаете, чье оно было раньше?
— Нет! — сказал парень.
— Не знаем, да нам и неинтересно. — промолвила девушка и посмотрела на парня.
Какие они гордые, самонадеянные. Знать не желают про Сандо, про его ружье, про тяжелую медвежью лапу. Про голос, раскаты которого напоминали гром. Лет им всего по семнадцать-восемнадцать, и глаза у них такие чистые и ясные, как вода того родничка, который я искал. Вдруг транзисторы, висевшие у них на груди, нарушили тишину: полились звуки «Весенних голосов» — одного из лучших вальсов Штрауса. Парень и девушка встрепенулись, глянули друг на друга и, кажется, тут же начисто забыли обо мне. Вальс Штрауса подхватил их и понес на своих невидимых крыльях. По лицам скользнул утренний луч света, глаза засияли. Они принялись тихонько перебирать ногами и подергивать плечами, покачиваться, точно стебли колосистой ржи. Штраус пожаловал на поля моего села! И все закружилось в вихре вальса. И ласточки, носившиеся над лугом, и белые бабочки, и белый, как мыльная пена, туман. Все, все. И борозды, и деревья, и виноградники, и Донкина поляна, и Нижнее селище… Соловьиный щебет, кукованье кукушки, треньканье перепелок, блеяние ягнят, звонкий девичий смех оглашали простор, возносились к небу и падали вниз. Зеленые волны хлебов подхватывали их, и они замирали вдали, как эхо.
Я не заметил, когда парень и девушка завели свои тракторы. Побрел напрямик, по свежей пахоте, вдыхая дух свежих корней и луковиц, запах хлебного кваса. Забыв о том, что собирался найти след родничка с вкусной водой, я шагал и думал о смуглой девушке с нацелованными вешним ветром губами и о парне с каштановым чубом. Вон они какие, привели на наши поля самого Иоганна Штрауса! Потому и не боятся, что откуда-нибудь из-за куста может выскочить Сандо с патронташем на поясе и нацеленной двустволкой.
