— Хоть они и… — голос его стал тонким, как паутина — ты им все ж передай… затем и позвал тебя… на вот, — он достал из-за пазухи что-то, завернутое в газету, — передай им это и скажи, что дед Христо Денкин… умирает коммунистом… Скажешь?
Сыновья его, все трое седоголовые, выращенные заботливыми его руками, коммунисты, стояли, опустив головы.
Развернув газету, я увидел старый, совсем ветхий партбилет.
— Посмотри, кем подписан, — проговорил старик.
Партийный билет Христо Денкина был заверен лично Дедом[8]. Один-единственный на все село. Слышал я об этом, но не верил. Повернувшись к нему, я наклонился и прошептал:
— Я им скажу!..
Перевод С. Бару.
I
Она умерла прошлой весной, когда деревья уже отцветали, когда теплые вихри вздымали с земли опавшие лепестки и белыми облаками носили их по улицам. Смерть еще раз напомнила о ней селу. А так люди давно ее забыли. Кукушка долгие годы жила совсем одна в своем большом двухэтажном доме, стены которого зияли осыпавшейся штукатуркой как старыми ранами. Зеленые полосы бурьяна окаймляли ограду просторного двора; здесь всегда пахло дикой мятой, полынью, прелью, веяло грустью и холодом. Каждый, кому доводилось проходить мимо, невольно ускорял шаг. Высокие деревянные ворота, окованные жестью, которую разъедала красная ржавчина, прогнили, доски кое-где вывалились и щели пялились на прохожего глазницами дряхлого старика.
После той страшной истории Кукушка нигде не показывалась. Ни к соседям, ни к родственникам не ходила, да и они не ходили к ней. Родители ее умерли давным-давно, а брат со всей семьей сразу же после Девятого сентября сбежал за границу. И мир Кукушки ограничился маленьким кусочком неба, прихлопнувшим двор, да ледяным молчанием, затопившим комнаты большого двухэтажного дома.
Кто помнит Кукушку с давних времен, лучше всего знает, какой женщиной была она. Властная, гордая, походка плавная, надменная, плечи прямые, голова высоко поднята. Красивая у нее была голова, с высоким белым лбом без единой морщинки, волосы темно-каштановые, густые, укрощенные в две толстые косы, спадающие на спину. И тогда Кукушка не дружила с соседями. В гости ходила к брату, самому богатому человеку не только в селе, но и во всей округе, да к старосте, да к Поповым; дружила с их женами да с двумя-тремя молодыми учительницами. Одевалась всегда по-городскому — в платье и туфли. Зимой носила кожаные перчатки, голову и плечи кутала в черную, толстую шерстяную шаль с бахромой. На людскую молву внимания не обращала вовсе, что бы ни говорили, к ней словно бы и не относилось. Лишь лицо ее слегка застывало, становилось непроницаемым, а ресницы, того же цвета, что и волосы, прикрывали холодные миндалевидные глаза, и тонкий стан выпрямлялся еще больше.
