— А ты скажешь мне что-нибудь? — глухо, через носовой платок произнес офицер.
— Какая буря! — сказала Нина.
— Салчо, ликвидируй ее! — резко махнул он рукой.
Шагнул длинный, как жердь, жандарм с изъеденным оспой лицом, фиолетовым носом, наполовину скрытым в густых, черных усах.
— Жаль стрелять в эту рожицу, господин поручик… Она у нее как месяц… — осклабился он.
— Тогда стреляй в грудь! — крикнул поручик. — Да побыстрей!
Нина стояла на поляне, прислушиваясь к буре, которая трепала верхушки деревьев и гудела, словно сто тысяч кавалов. Улыбка невольно скользила по губам. Что только не делает с человеком весенняя буря!
— Господин поручик, посмотри, как улыбается, будто под венец идет…
— Скотина, стреляй скорее, а то сам под венец пойдешь!
Изъеденное оспой лицо жандарма вытянулось, и он нажал на спуск. Тихий вздох вырвался из груди Нины, и на белой блузке показались три красненьких родничка. Улыбка играла на ее устах. Павел утонул лицом в теплых родничках. Он положил Нину рядом с Цико. Прикоснулся губами к ее губам, погладил по щекам: «Все парни в селе были влюблены в тебя. Никто до тебя не дотронулся. И вот только я…» — выдохнул он.
Из ятаков остался только седой мужчина. Унтер, не глядя в список, произнес его имя:
— Вырбан Пешев — бай Вырбан.
— Я…
Бай Вырбан стоял прямо и неподвижно, как скала. Над его головой горел венец из рубиновых звезд, сплетались зеленые дубовые ветки, в карих глазах тлела глубокая печаль. Жандармский офицер приблизился к нему и положил руку ему на плечо.
— Ну, дед, настал и твой черед. Нарочно оставил тебя последним. Чтобы смотрел, как умирают те, которых ты отравил своими сказками… Которых ты воспитывал… Заставлял помогать партизанам…
— И мне урок даете? — прервал его седовласый ятак.
— И тебе.
— Эх, господин поручик, господин поручик!..
— Что еще?
— Пока ничего.
— Димко, — не оборачиваясь, крикнул поручик.
— Слушаю, — протопали сапоги жандарма с сильно выдающимися скулами под круглыми припухшими глазами.
— Кажется, дед приходится тебе родней?
— Так точно!
— Расправься-ка с ним!
Жандарм лихорадочно расстегнул кобуру, выхватил пистолет, из которого вырвался синий, холодный огонек, и выстрелил. Жандармы таращились, зажав зубами сигареты. Павел остановился у шалаша, поручик смотрел не мигая. Вырбан Пешев не дрогнул. Стоял, широко расставив ноги, чуть подавшись вперед. Луна снова перепрыгнула на другую ветку, содрогнувшись от ужаса.
— Господин поручик, он… не… — со страхом произнес Димко.
