Следующий год в Гаване | страница 35
Три женщины суетятся по кухне — Анна Родригес, еще одна женщина, очень похожая на Луиса, и третья, официантка, которую я уже видела. У официантки темные волосы, собранные в тугой пучок, из которого выбились отдельные пряди, движения ее невероятно быстры, а выражение лица очень сосредоточенное.
Я опускаю голову, когда она замечает мое появление. Она смотрит на мои сандалии, которые стоят больше, чем заработок среднего кубинца за год. Когда я собирала вещи для этой поездки, то намеренно выбрала наименее броские, предпочитая комфорт и простоту высокой моде. Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. Мы обе понимаем друг друга без слов, я вижу осуждение в ее взгляде, отчего мне становится стыдно.
Она проносится мимо меня, держа в руке тарелку с тостонес, аромат соленых жареных бананов заполняет крошечное пространство. Пожилая женщина — должно быть, мать Луиса — смотрит на меня так, словно я пришелец с другой планеты, а потом хватает тарелку с едой и выходит из тесной кухни.
Анна поворачивается с улыбкой на лице и ложкой в руке.
— Ты хорошо спала? — спрашивает она меня.
— Да, очень, спасибо.
— Это замечательно. Ты голодна?
— Немного, но я могу подождать. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Я знаю кое-что о кубинской гордости, и все же я чувствую себя здесь чужаком, лишним бременем для семьи, на долю которой выпало немало трудностей.
Анна машет мне рукой и указывает на крошечный столик, задвинутый в угол.
— Садись, садись. Ты поешь, и мы поболтаем, пока я закончу готовить. У нас остался только один столик, и на сегодня мы закончим.
— Сколько гостей вы обслуживаете за день?
— Раз на раз не приходится. Между обедом и ужином где-то около сотни.
Выражение моего лица, похоже, выдало мое изумление. Она рассмеялась.
— Со временем к этому привыкаешь.
— Как давно у вас ресторан?
В ее глазах мелькает огонек.
— Официально? Лет двадцать или около того. Неофициально, возможно, чуть дольше. Луис готовил здесь, когда учился в университете, и до сих пор он иногда это делает.
Она зачерпывает пригоршню бобов и риса, кладет их в белую миску с цветочной каймой и ставит передо мной на стол, где уже лежат салфетка и столовые приборы. Следом за этим я получаю стакан гуарапо[6], сделав глоток этого сладкого напитка, я ощущаю, как сахар обволакивает мое горло.
Анна жестом указывает на тарелку.
— Ешь. А после ты сможешь отведать немного свинины и бананов.
— Спасибо.
Бобы уже загустели, я чувствую вкус привычной для меня пищи. Между бобами, приготовленными Анной, и теми, на которых я выросла в Майами, есть еле уловимое различие, но в сущности они одинаковы.