А история со смокингом вошла в его первый серьезный сборник рассказов. Юноша и девушка. Бал. Вечерние костюмы. Драматические диалоги. Классовая непримиримость. Разрыв. В общем, получилось неплохо.
Тогда в литературной моде царил голубой цвет: голубые сумерки, голубые здания, голубые герои, голубое-преголубое море, и вдруг в этом сводящем с ума море синьки появился четкий черный смокинг с большими шелковыми отворотами. Чудесно!
Георгий Цанев больше всего любил Илию Волена и Стояна Загорчинова, но проза Вежинова ему понравилась. И Павел стал писать больше.
История со смокингом потянула за собой другие воспоминания тех же дней. Кафе «Средец». Постные кебабчета и кислая «гымза» у бай Митко на улице Витоша. Литературные вечера в квартальных клубах. Споры о социалистическом реализме — так ли его надо понимать или иначе. «Чапаев» в кино «Глория». Вылазки на Витошу и доклады о международном положении. А между тем приближалась война…
Человек любит постоять у кладезя воспоминаний. Он смотрится в него и видит себя самого и своих друзей по-новому. Может быть, лучше или хуже, чем было на самом деле, но обязательно по-иному. И что бы ни говорили, вовсе не случаен каприз памяти, и тебе вспоминается не что попало. Может быть, здесь кроется глубокое сознательное или неосознанное желание увидеть себя сильным, добрым, умным, справедливым, возродить в душе рыцарскую отвагу молодых лет, обнаружить в себе уже в те давние времена глубокие интеллектуальные и эстетические залежи, чтобы подкормить усыхающее древо самолюбия.
А может быть, уходя в воспоминания, мы тем самым боремся со смертью; как будто былое даст нам заклинание против этой злой неизбежности и заставит ее отступить. Не потому ли мы с таким ожесточением зарываемся в прошлое, которое уже успели забыть, ищем его на страницах газет и писем, его неискушенная чистота разглаживает морщины засыпающей совести и — кто его там знает, что и как именно было в нашем прошлом, важнее то, каким мы хотим его видеть. Ну, не совсем. Пожалуй, память поступает как профессор рисования, который берет работу своего ученика, добавляет кое-где несколько штрихов, здесь затушует, там подправит профиль — и портрет получается уже другой. Невольно приходит на ум книга мемуаров одного нашего писателя, которую я недавно читал…
И вдруг я слышу:
— Ты всегда сделаешь так, чтобы мы приехали последними. Что такое случилось с галстуком?
Да, с галстуком-то абсолютно ничего не случилось…
