Позднее, в Дамаске, я зашел в знакомый мне армянский ресторан со звучным французским названием «Тур д’аржан». Хозяин хорошо накормил меня, а потом предложил распить бутылку ливанского вина. Вино искрилось янтарной добротой. Хозяин говорил о том, что, как он слышал, в Болгарии был какой-то поэт, написавший стихотворение о тяжкой и безрадостной судьбе его народа; он лично слышал о нем от своего дяди, который перебрался в Париж после резни в Армении. Содержатель ресторана долго жил в Париже, работал с утра до ночи, скопил кое-какие средства и приехал в Дамаск, чтобы быть поближе к родине. Здесь живется хорошо, люди терпимы, никто его не задевает. Не могу я прислать ему это стихотворение? Он хорошо помнит ужасы первой войны с Израилем, ему рассказывали об избиениях, совершавшихся во время молитвы, он видел вереницы бездомных беженцев-палестинцев, голодных детей, обезумевших матерей. Это было похоже на то страшное время в Армении…
— Почему такое должно происходить, мсье?..
Через год случай привел меня в Касабланку. Только что открылась весенняя ярмарка. Чуть ли не после каждой рекламы из громкоговорителей неслась песня: «Бебе, Бебе…» — в то время Бриджит Бардо была в зените славы. Было шумно, как на любой ярмарке, особенно если она проводится в арабском городе.
Меня пригласили на коктейль, который давал мэр города.
У дверей огромного зала стояли в ряд не то гвардейцы, не то солдаты спаги, в красных брюках с золотыми лампасами и белых накидках. Мэр ради торжественного случая облачился в костюм. По залу расхаживало множество народу в белых смокингах. Это было время, когда многие все еще считали, что жизнь в высших слоях общества останется такой же, как и до войны.
Именно здесь я познакомился с человеком, у которого было темное лицо с крупными чертами и большие грустные глаза. Он пригласил нас осмотреть маленький палестинский павильон. Здесь были выставлены для продажи около сотни блузок с ручной вышивкой, какие-то скатерти, керамика, разрисованная белой пастой и насыщенной охрой, вышитые накидки. Молодые девушки, дежурившие в павильоне, приветливо улыбались, лица у них были худые, с тонкими бровями и полными губами, в уголках которых были складочки обиды — горькие складочки, свидетельство страданий целого народа. Одна из них протянула мне пригласительный билет на выставку палестинских художников. Я решил купить блузку, которая была мне совершенно не нужна.
— Цена немного высокая, мсье, но все, что здесь выставлено, продается для сбора средств бедствующим беженцам. Вы наш друг, вы сами понимаете, что они не могут просить милостыню…
