— Я сегодня же поговорю с мужем, — сказала Татьяна, — и с Варькой.
Она прижалась лицом к решетке лифта, слушая его движение вниз, и было — было! — страстное желание сбежать вниз и сказать: «Бери меня ни в чем и веди куда хочешь». С таким чувством вернулась в квартиру. Звонил телефон. Это была Варька.
— Я тебе трезвоню на работу. А ты дома.
— Да, вот так случилось.
— У тебя странный голос. Как не твой…
— С чего бы это?
— Вот и мне интересно.
— Это мой голос, успокойся. А чего ты мне трезвонила на работу?
— Да так. Пустяки. Мы решили с Укропом пожениться. Пустите жить или нам сразу искать квартиру?
— Вы что, идиоты? Кто это женится на первом курсе?
— Он на втором. И вообще, это ведь уже не ваше дело. Мы ведь уже в правовом законе?
— В чем, в чем? — засмеялась Татьяна. — Это воры бывают в законе. А не слабомыслящие барышни. Будем разговаривать дома. — И она положила трубку.
И тут же отдала себе отчет. Новость дочери ее — так она подумала — в сущности «не колышет». Она сама собирается замуж. Ей предстоит разговор с мужем, и это куда потрясительней того, что происходит с дочерью. Она сама когда вышла замуж? Едва окончив первый курс. Ну вот, думает Татьяна, и результат: не прошло и двадцати лет, а я уже хочу снова замуж. И это главное, что есть сейчас в моей жизни.
Старик Мирон стоял на башенке своего дома и смотрел в бинокль на небо. Он ждал вертолета. Он думал о том, что такое ожидание уже было в его жизни. Только тогда не было этой смотровой площадки на крыше, не было бинокля. Стояло несколько наскоро срубленных изб, и жила в них артель из девяти, без него, человек. Они приехали сюда с востока, где были удачливыми золотодобытчиками, а до этого мотали срок на северах. Их бригада из бывших зэков была на золоте лучшей. Но они все равно оставались клеймеными. Хотелось туда, где у них нет прошлого. Его потянуло сюда, на Южный Урал, где он родился, учился, где всю жизнь прожили его родители и дед с бабкой. И нигде, ни в тайге, ни на берегу океана, не пахло так, как здесь. Сразу, как теперь говорят, в одном флаконе — лес и вода, степь и горы. Дух степей, ветер гор и вкус леса, а временами, когда дуло с севера, и горечь Магнитки просто пьянили.
С ним приехали те, кого уже никто нигде не ждал. В сомнении оставался только Никифор. Его тянуло на свою родину, на Луганщину. Он твердил, что давным-давно оставил там сестренку, которую спас от пожара во времена проклятой коллективизации. Ей должно было быть уже… Ну, прикинь… Родилась в двадцать шестом, а нынче семьдесят четвертый. Считай, уже бабушка эта девочка. И холостой Мирон сказал тогда: «Забирай ее с собой!» И что-то даже напридумывалось, какая-то жизнь с женщиной. Ему уже под шестьдесят, времени для семьи осталось всего ничего. А Никифор ему как брат, помыкались вместе.
