— У меня дочь на выданье, бабуля. Ты что, не помнишь Варьку?
— Конечно, помню, такая прелесть! Толстушечка… А сколько же тебе лет?
— Сорок с хвостиком. Правда, маленьким.
— Ужас какой. Куда-то пропало время. Было — и нету. Если тебе сорок, я должна быть мертвой.
— С чего это?
— Потому что мне сто лет.
— Тебе девяносто с хвостиком.
— Это куда больше. Сто — так коротенько и мило. Сто грамм, сто рублей, сто друзей.
Она довезла мать до дому.
— Я все думаю о слове «конец», — сказала Вера Николаевна. — Какая-то в нем тайна.
— Никакой, — ответила Татьяна.
— Нет, есть, — упрямилась Вера Николаевна. — Мне еще в детстве объяснила учительница Екатерина Ивановна, сестра Юлии. Она много чего знала. Так вот, знай и ты. «Конец» — от слова «кон». А кон означает одновременно и начало, и конец. Одно слово, а смысла два…
— Ну и что? — уже сердилась Татьяна. — Чего-чего, а двусмыслий у нас навалом.
— С тобой скучно, — сказала Вера Николаевна. — Я тебе такую мысль подкинула, а ты… — И пошла к подъезду.
Татьяна же побрела домой. Она почему-то обиделась на мать и от обиды заплакала. «В моем конце твое начало» — вспыхнуло в голове. О великий! О могучий! С тобой не соскучишься. И она заплакала пуще.
Плакала об утерянном разуме очень умной когда-то бабушки. Ее собственная мать не шла ни в какое сравнение со своей матерью и разум потеряла куда раньше. Уцепилась за этот кон. С такими темпами разрушения породы, думала Татьяна, и у меня уже почти не осталось времени. Чуть-чуть — и туши свет. Она даже испугалась. Бывает же с ней, что забывает то номер телефона, то какие-то слова. А вот слово «концепция», как пиявка, сидит в памяти. От него даже больно бывает. Но вот смех! В нем тоже «кон».
Но больно от буквы «ц». Царапает, карябает. А «кон» — мягкий, душевный, даже если без мягкого знака и еще не «конь». Надо попить этот, как его, винпоцетин, который рекламирует красивый мужчина. Но у нас как раз тот случай, когда реклама, тем более по телевизору, — верный признак, что этот товар лучше не покупать.
С чего это бабушка спросила про детей? Что, у нее, Татьяны, уже на лице написано, что ей этого хочется, сейчас, сегодня, сразу, что в ней — двадцатилетняя барышня, только беда — суженый в тюрьме. И все безнадежно! Люди старшего поколения, мать, к примеру, жили скверно, скученно и нище, но всегда думали о завтрашнем дне с верой, что будет лучше. Современные дети-«индиго» думают о вечности, где они пребудут всегда и им всегда будет интересно. Те же, кто живет сегодня, к примеру, она, не уверены ни в том, что было, ни в том, что будет. Доехать бы до работы, вернуться с нее живым, не умереть бы ночью. Зачем ей вечное перо? Ей бы обычную перьевую ручку да баночку чернил, самое то для времени без прошлого и будущего.
