Но ничего прекрасного не произошло.
В очередной раз звонила в Луганск, кричала: «Что, трудно узнать, они из каких?» И на этом слове — «каких» — что-то застряло крестом в горле, буква «х» вспухла, глаза как-то дико опрокинулись вовнутрь головы, и что-то горячее-горячее зажгло ей жилы, и она — и не она вовсе — завалилась на пол, а телефон упал ей на грудь. В это время в дверь звонил Андре, а дверь ему открыл задержавшийся дома муж — он вернулся с полдороги, забыл, дурак, какие-то пассатижи. И все предстало ярко и непристойно: пена у рта, закатившиеся глаза и странное не то «х», но то «кх» из слипшегося горла.
Казалось, не довезут до больницы. Но инсульт, страшный снаружи, оказался незначительным — «микро». Она пришла в себя. А вот с ее мужчинами случился конфуз. Они топтались в приемной скорой помощи оба-два, как говорится, без слов, одни жесты. Муж нервно тер виски, а Андре открытым ртом громко выдыхал воздух. Когда был дан отбой самому страшному, муж опустился на стул, а Андре сказал, что зайдет позже, чтоб уже поговорить с Верой Николаевной. «Козел!» — думал ему вслед муж. А тот как бы услышал и даже засмеялся якобы шутке.
Откуда мужу было знать, что Андре полюбил его пожилую жену всеми своими потрохами в момент ее испуга, когда она шла, шатаясь, в ужасе от возможной гибели дочери. Другой бы вполне мог сказать «ну и пошла ты на…», а он весь, до последнего сперматозоидика (а может, и в самом деле последнего?), понял, что готов сделать все для этой потрясенной женщины, только бы перестала она дрожать в его руках, стала бы той, без которой он уже не мог жить, но еще не знал об этом. И он шел, как пьяный от этой странной любви, и едва не попал под колеса огромного трейлера.
Было бы красиво умереть вместо нее. Но не получилось. Оказался ловким, увернулся. Заколотилось сердце, значит, они скоро свидятся с Верой. И это была первая мысль. Вторая была о детях. Но она была более слабой, типа чахоточной. Встретившись в тонких измерениях, первая мысль без труда сразила бы вторую. И было Андре от этого и стыдно, и хорошо одновременно. Мог ли быть при этом всем этот совершенно не к месту оказавшийся мужчина — муж?
Татьяна не знала ничего. Она в этот момент толклась в Бутырке, добиваясь свидания со Скворцовым с помощью оставшегося у нее удостоверения редакции. Волосатый пуп еще не начал упразднение ее документов. Еж твою двадцать! Как же она его обозвала?.. А ведь могла остаться в сладеньком журнале, где и деньги что надо, и «круг общения», и выход в свет на любой корпоратив, ешь икру или разные суши, пей-залейся, да мало ли что? Тронь какого-нибудь олигарха пальчиком за ягодичку и пройдись с ним в специальную комнату. А после вообще ничего не делай. Растворяйся да растворяйся по мановению уже его пальчика!
