– Пожалуй, я до утра заснуть не смогу, при всех этих пауках неподалеку, – вслух подумал Арам. – Видали, какие сети огромные? Жуть!
– Но ты же должен поспать! – возмутилась Дрелла, вплетавшая цветы в переброшенные через плечо волосы. Сидела она в своей обычной причудливой манере, бочком, чтоб удобней пристроить оленьи ножки, и кожа ее в свете пламени отливала оранжевым. – Ложитесь-ка оба, а я вам спою колыбельную.
– Я ведь уже не маленький, – запротестовал Арам, однако послушно улегся.
– Чш-ш-ш! – шикнула на него Галена. – Я очень хочу послушать колыбельную дриад. Не порти такой возможности!
И Дрелла запела – поначалу негромко, а затем все увереннее и увереннее. Нет, это вовсе не было чем-нибудь новым: пела Дрелла все время и по любому поводу. Вот только песня оказалась другой. Арам сразу же понял: для Дреллы она что-то значит, все это вовсе не случайный набор мыслей, нанизанных ею на незамысловатый мотив, а настоящая песня, подхваченная дриадой неведомо где. Может, от Талисса, когда она была всего-навсего желудем?
– Ясным днем в глуши лесной
Солнышко высо́ко,
Если целый мир со мной,
Мне не одиноко.
Вот и рощица моя,
Пышна, горделива,
Здесь найду спасенье я
В грозный час прилива.
И вот теперь, на вершине холма, посреди лагеря Северной Стражи, не в силах сдвинуться с места – руки прижаты к бокам, ребра болезненно ноют – Арам словно бы снова услышал тихие отголоски той же колыбельной. К чему бы это? В утешение? Или чтоб внушить страх? Скованный по рукам и ногам, онемевший от ужаса, смотрел он, как Затра вонзает острое лезвие Дрелле в бок.
Галена пронзительно вскрикнула. Затра испустила злорадный торжествующий вой. Арамару же показалось, будто клинок вонзился меж ребер не Дрелле – ему самому. Да, их особая связь… В ее существовании он ничуточки не сомневался, но и никогда особо о ней не задумывался. Теперь ему сделалось ясно, насколько все это всерьез, насколько все это важно и глубоко, и из глаз его покатились горькие слезы.
Нащупав кинжал, Дрелла выдернула его из раны. Цветы и листья, покрывавшие ее тело, залились кровью.
Ярость. Тоска. Страх… и необычайная ясность мыслей.
Здесь найду спасенье я
В грозный час прилива.
Ясность мыслей. В этой-то ясности, в этой необычайной сосредоточенности и нужно остаться, остановиться: стоило проникнуться ею – крепко прижатая к боку рукоять из осколков кристалла вмиг налилась силой, засияла, точно добела раскаленная сталь. По-видимому, особые узы связали Арама не только с Дреллой, но и с рукоятью меча. Пробудившийся к жизни, Алмазный Клинок выплеснул во все стороны волны Света и жара. Силы удара Арам почти не почувствовал, но всем остальным на вершине холма повезло куда меньше. Взрыв поверг наземь, в грязь, даже Трогга и Малуса, а сковывавшая Арамара магия снова рассеялась, испарилась, как всякая тень под натиском Света.
