– Говори же, – негромко, едва ли не добродушно сказал Малус. – Ничего-ничего, говори.
«Не поддавайся на эти штуки. Не забывай, кто он таков!»
– Давай, спрашивай, о чем хочешь. Вижу ведь: ты умираешь от любопытства.
Ярость в душе вскипела сильнее прежнего, но Малус был совершенно прав. Извернувшись, Арам попробовал дотянуться до рукояти Алмазного Клинка за поясом, но ничего у него не вышло: магия Ссарбика спеленала его – надежнее некуда.
– Где он? – пробормотал Арам. – Где дядя? Что ты с ним сделал?
Магия теней стиснула грудь сильнее, заставив закашляться. Казалось, ребра в любой момент могут треснуть. Ссарбик вновь разразился резким, пронзительным клекотом, следом за ним засмеялись Араму в лицо и все остальные, но на лице Малуса не отразилось ни тени улыбки. Разжав пальцы, он щелкнул языком и поднялся, оставив на Арамовом подбородке мокрый, холодный ошметок грязи.
– Каким только образом этот мальчишка ухитрился столько раз ускользнуть из моих сетей, когда он так непроходимо глуп? – вздохнул Малус, отерев о штанину грязную руку. – Раздражающе глуп, я бы сказал.
– Объяс-с-сни ему! – воскликнула Ссавра, захлопав оперенными ладонями и склонив птичью голову набок. – Рас-с-скажи!
– Да, босс, сказать мальчишке, сказать, – вторила ей и Затра.
Взгляд Малуса заставил обеих умолкнуть.
– Ну что ж, Арам… слов нет, как я разочарован. Тебе бы в восторг прийти, мальчик мой, тебе бы обнять меня, да покрепче!
– Если я до тебя и дотронусь, – вскричал Арам, – так только саблей, чтоб потроха тебе выпустить!
Однако улыбка Малуса – спокойная, безмятежная улыбка человека, только что одержавшего победу, причем, победу немалую – ему очень и очень не нравилась. Не хотелось бы радовать врага, выказав страх, но чем дольше Арам лежал здесь, в холодной грязи, тем сильнее, тем явственнее становился тошнотворный холод в желудке. Похоже, он чего-то не понимал. Похоже, дело было не только в засаде, не только в расставленной на него западне…
– Ну куда же это годится? – мягко и спокойно упрекнул его Малус. – Разве так говорят с родным дядюшкой?
Глава четырнадцатая. Захваченные врасплох
Рейгол Уолдрид жалел мальчишку, сам того не желая.
Что такое отчаяние, что такое душевные муки, он знал, и знал превосходно. И в эту минуту, укрывшись в густых ветвях ближайшего дерева, наблюдал за юношей, только что пережившим обман самого подлого, самого низкого сорта. Стон Арамара Торна пробудил в нем сочувствие, хотя определенного мнения о мальчишке – хорошего ли, дурного – у него не сложилось… просто тягостно было смотреть, как некто столь юных лет страдает подобным образом. Воткни ему Малус нож в спину да покончи с этим раз и навсегда – пожалуй, было бы легче.
